Читать Левенталь (Наталию Солянову) – значит, вникать и думать. Во-первых, потому что лирика её многообразна по тематике и многозначна, а потому - интересна. Во-вторых, что особенно важно лично для меня, язык её лирики богат, сочен и метафористичен. В-третьих, всегда приятно читать умного, эрудированного и думающего автора.
Но даже не многообразием тем и стилей, не историко-культурологическими аллюзиями интересны для меня Наташины стихи, а ракурсами, трактовками и переплетениями мыслей и эмоций, и в этих переплетениях всегда есть «вилочка», которую я так ценю во всём.
«Квадрат? Сплошной квадрат! И вот опять!
И этим восторгается Европа?
Ну, сколько можно миру объяснять,
Что для искусства главное - синкопа!» («Музыкант»)
Со смешанным интересом словесника-профессионала и ныряльщика-любителя я наблюдаю за «нырянием» Левенталь в философско-лингвистические глубины (мол, «Ныряй, здесь неглубоко!») и каждый раз облегчённо выдыхаю, потому что Наташа для «нырков» выбирает места поглубже, а выныривает легко и элегантно.
«Небо разлито в груди океаном судьбы,
но не спешат этой синью солёной напиться,
прячут неловко в толпу неуютные лица,
ожесточённые необходимостью быть.
Что же вы, люди? Ведь это несложно - глотнуть
синего-синего, с облачной белой прожилкой!
Но бесконечность упёрлась в округлость затылков,
вечно спешащих, сменивших на суетность суть.
Узники жизни, зашторив очками глаза,
вместо небес вы вдыхаете дым магистралей.
Вы обманули себя, вы себя обокрали!
Вы не позволили сердцу войти в небеса […]».
Некоторые Наташины стихи – повторяю про себя, как заговоры: завораживают…
«Евангелие от Юдифь.
Евангелие от Саломеи.
Рифмой разрезано вкривь,
нежности капли алеют».
Предполагается, что, если стихи пишутся женщиной, то это «женская лирика». Честно говоря, я и не люблю «бесполые» стихи: и в стихах должны, на мой взгляд, быть «гормоны», и «женская лирика» имеет такое же право на существование, как и «мужская». Лирику Левенталь я бы назвала «жёсткой женской лирикой», потому что в её стихах ярко и сильно звучит мотив «резистенциальности», это не сентиментально-слезливо-истеричный женский протест против трудностей быта, а сопротивление личности негармоничности мира, попытка себя с ним примирения. И если читатель хочет утешительного поглаживания по плечу, то ему лучше вовсе не открывать сборник стихов Левенталь: ему не сюда. Левенталь не жалеет читателя, и она, возможно, имеет на это полное право, потому что она точно так же не жалеет и себя. Взгляд Левенталь – это взгляд женщины, знающей, «из какого сора растут стихи», это взгляд «предупреждённого», и, стало быть, «вооружённого» человека, не тешащего себя и других никакими иллюзиями, испытавшего боль и разочарование, но пытающегося простить, понять смысл этих испытаний и примириться с ними. Но примириться сложно… Поэтому у Наташи так часто встречается тема ухода:
«...Идти сорок лет, избывая ментальность раба,
привычку к оседлости сытой, к магниту дивана.
Приходит пора и решимость уйти из себя
на поиски истины, даже не обетованной».
«…Я готовлю побег. В багаже моём снежная сырость -
Наконец-то оплаченный долг депрессивных атак.
Убегу в те пространства, где снова нелепо навырост
Будут мысли и небо, и сердца случайный затакт.
Я готовлю побег, потому что уже не по Сеньке
Стала шапка и давит вчерашних надежд витражи,
Я, конечно, сбегу, навсегда, грохоча по ступенькам,
Потому что иначе мне просто не мыслится жизнь».
В «резистенциальных» стихах Левенталь я увидела ещё и один очень щемящий (несмотря на жесткость отношения автора к себе) момент, некий «эффект бабочки», желание перерождения:
«Кого винить? За что? Не лучше ли, смирясь
С отсутствием боа и жемчуга в причёске,
Любить свой трудный век, не наступая в грязь,
И весело дымить горчащей папироской?»
Между всех строк – сильная и цельная личность, без истерик и метаний стремящаяся принять реалии мира и при этом уберечь свой внутренний «космос»…
«Тёмную ночную косность
Вымело одним движеньем.
Макрокосма в микрокосме
Удивилось отраженье».
Читая стихи Наталии Соляновой, порой думаешь: «Ну, всё, автор уже на том самом карнизе, и мы с ней сейчас…»
«Уже до красноты захлопаны ладошки,
и туш в моих ушах - расплавленная медь.
Но не нашёлся, кто "люблю" - хоть понарошку,
кто мог бы мне соврать, кто мог бы пожалеть»,
но Левенталь, обнажая свою (и чужую) боль, порой даже надавливая на больные места («Видишь, чувствуешь, где болит? Я знаю, что и где, я слежу за твоими зрачками»), всё же со-чувствует, принимает на себя, будто в последнюю минуту берёт за руку и держит, не отпуская и не способствуя расслаблению и потере сопротивляемости:
«На дороге узнаю свои ориентиры,
Улыбнувшись, опять попытаюсь поспорить.
Не желаю быть серой. А ежели сирой -
То поверьте, что я не заплачу от горя».
И – верю, не заплачет, не будет «заходиться» в причитаниях.
«То ли плакать? Отвыкли глаза, разучились
наливаться солёною тажестью слёз.
А по окнам - мазками, нещадно, внахлёст
ожиданье заката мешается с пылью.
Ничего не дано! Торопливо, упорно
утешенья ищу, учащённо дыша.
В кровь и медь изливается неба душа.
Вот и всё. Разлилась. Можно шторы задёрнуть» -
и отходишь от карниза, и шторы задёргиваешь… Будем жить!
И о любви Левенталь – так же мудро и «по-взрослому», когда всё распадающееся соединяется воедино и спасается самоиронией и юмором
«Коллекция мужчин - как вяленая рыба,
Нанизана судьбой на памяти кукан.
За жабры подцеплю теперь тебя. Спасибо,
Дописанный вчера последний мой роман […]
И обнажив бока янтарной вялой плоти,
Уныло усмехнусь: "Как был мне дорог он.
Любила и ждала, мечтала о полёте.
Не вышло. Но зато - приличный закусон»
Читать Левенталь – думать, вникать, сопереживать, наслаждаться прекрасным русским языком и – учиться сохранять цельность…
«Кудель времён свивая в нить судьбы,
на кросна дней натягивая туго,
порой не отличить от сказки быль,
зерно от плевел и врага от друга.
Что соткано - уже не расплетёшь,
ошибок не разгладишь узелочки...
...Белить холсты несёшь весной под дождь,
под искры капель на набухших почках.
И как спросонья, залпом, ошалев,
глотнёшь весну, закашлявшись на вдохе,
и оглянувшись, не узнаешь вех
тобой прожитой маленькой эпохи.
...В грязь полотно беспечно уронив,
сквозь даль глядишь - не можешь наглядеться
в глаза фиалок, спрятавших в тени
наивный взор вернувшегося детства...»