Мой muratti заклеймил твои глаза –
самые светлые кружева свадебного платья. Фата
всех наших снов ложится между ног,
как актриса из голливуда, симулируя самую оскароносную любовь.
Девочка, а твои волосы
цвета моркови; твои локти, путавшие меня в свою геометрию углов
вначале так разбивали
на паззлы мое тело, которое ничего не умело.
Не знало, где нужно трогать, чтобы ты завывала волком,
чтобы ты разливалась на текилу с самым грязным джазом,
но безупречным. А потом я так быстро остыла,
в этюдах пакетиков чая
моих глаз ты себя видеть перестала.
"Циник!" -меня называла.
Ты целовала
с моих коленок кровь, почти Merlot,
боясь что она прикоснется с грязью невысокого города.
А я считаю, что надо попробовать все|х|.
Такое ведь бывает, что надоедает любимого тело.
Девочка, твои светлые
глаза уже давно не кружева –скорее салфетка,
что-то из ретро, с комода бабушкиного: приобрели болезненно-желтый оттенок –
мне совсем не нравится. А ты все равно посвящаешь мне мантры,
страницы Корана. Разливаешься миррой
на мои худые
без твоих пальцев предплечья. Я хочу новых увечий,
новых болезней! Кто-то другой пусть в меня вливается рекой,
пусть чужие ладони будут церкви на груди моей строить,
чтоб твердели купола. Ну, прости, девочка, что я сожгла
все твои столицы признаний
в любви моему телу с запахом чайным.
И всю свою отчаянность выводи из себя,
привыкай: в моде боль. По моде –любить долго –
не катит. Девочка, я тебе разрешаю
закутывать нервы свои в шали
моих рыжих, разрешаю слушать,
как меня любит кто-то другой.
А я так тихо, шепотом убиваю имя твое в горле слюной.
2.12.09