Мир чужими глазами

Александр Касперский
«Жизнь встала между ними…»
                Оскар Уайльд.

     Свежемолотые капли грусти 
      «Я должен это сделать….. Как она узнает?....  Поймёт ли?».  По тёмной улице шёл молодой человек.  Руки Габриеля были в карманах тёмно-синих джинс, а взгляд устремлён в землю. Издали парень напоминал пьяного мужичка, который  шатаясь, возвращался после очередной попойки домой, но Габриель не был пьян, он просто не придавал окружающему никакого значения, вокруг него не было  ничего кроме его мыслей, такое состояние, когда увлечён мыслями настолько, что не замечаешь собственных действий. Ты знаешь, что делал, но абсолютно не помнишь как.
       Дождь барабанил по крышам и стёклам домов, редкие машины изредка освещали  путь домой. Возможно, молодой человек обдумывал свой самый важный поступок в жизни, но решиться на него - означало расстаться с тем, чем дорожишь больше всего на свете. Наконец Габриель зашел в подъезд, и лампа озарила его лицо. Он был красив: длинные волосы светло-русого  цвета с золотым отливом, челка на правую сторону,  родинка под нижней губой и острый орлиный нос. Черты лица делали из него человека статного, старше своего возраста, а грустные зелёные глаза,  придавали ему задумчивый и мечтательный вид. По лицу парня, которое покрывала лёгкая щетина, скатывались капли дождя. Сложно сказать, не было ли среди  них капель его грусти…. Молодой человек поднимался к себе домой, где его с недавних пор уже никто не ждал. В дом, который он и домом уже не назовёт – всего лишь серая обитель умерших душ. Он поднимался всё выше и выше, а голос его шептал  те же неразрешённые вопросы. Разногласия в нашей голове возникают  только тогда, когда мы задумываемся о других….
      Габриель открыл дверь  и вошел в квартиру. Невыносимая тишина и до боли знакомая обстановка, как сложно поверить, что совсем недавно это место было полно страсти и желания. Стены слышали раскатистый смех, а в окна всегда светило солнце. Где всё это сейчас?
    Парень сел за стол, включил настольную лампу и стал писать. «Письмо. А для кого оно? Для прошлого? Но оно забыто, и его не вернуть. Для будущего?  Будет ли оно? Конечно же, нет. Может, для неё? Но она никогда не вернётся сюда, и для чего ей вспоминать всё то, что так нелепо я разрушил. Тогда пусть письмо….». В тускло-красном свете абажура Габриель провел два часа, его правая рука дрожала и на указательном пальце появилась мозоль, но сейчас для него нет ничего важнее, чем это письмо.
    Когда молодой человек закончил, он встал, выключил лампу, и, ни на минуту не задержавшись,  вышел из квартиры. Парень знал, что больше никогда не вернётся сюда, ведь здесь слишком много воспоминаний. Так хочется сохранить замечательные и чистые воспоминания, но в тоже время избавиться от тех, что не дают по ночам спокойно уснуть, от тех, что заставляют содрогаться и плакать. Разве так возможно?  Возможно, но не в этой жизни, точнее, не в своей жизни; а ведь жизнь вернётся в эту квартиру, только ею будут обладать другие люди. Наверное, поэтому Габриель оставил на столе четыре листа исписанной бумаги, украшенных  редкими каплями грусти….


Молочно-белая правда
      «Меня зовут  Габриель, и я хочу рассказать тебе свою историю. Прошу не читай это письмо, если ты не в духе, потому что оно преисполнено печалью и тебе станет ещё хуже. Прошу не плачь при прочтении  письма, потому что всё уже оплакано тысячи раз. Прошу прочти это письмо, когда ты будешь во власти разума, а не сердца. И последнее, прошу, не дай случайности разрушить вечное, ведь оно так коротко.
        Я встретил её  осенью прошлого года. Я работаю фотографом, и редакция поручила сделать мне фотографии природы  парка нашего города. Простой обыватель может не любить осень с её нескончаемыми дождями, постоянным ветром и назойливой грязью, но вспомни, как приятно после очередного пасмурного дня и прогулки по лужам, возвращаться к себе в тёплый дом.  Вся прелесть осени в том, что её прозорливое настроение помогает нам погрустить  дома в одиночестве за чашкой горячего чая, стоя у окна. Грусть и одиночество заставляют человека задуматься о своей жизни, они навевают нам лиричное настроение. В этом их значимость. Осенью природа чрезвычайно красива. Знаешь ли ты, сколько оттенков цвета бывает у опавших листьев?
      В тот день я наслаждался дивной красотой парка, и объектив умело ловил белок, которых люди кормили орехами, и маленьких воробьёв, кружащих вокруг, в надежде отхватить что-нибудь для себя. Природа умирала, но она ликовала, ведь так сложно в наше время обратить внимание людей на мир вокруг, а здесь в парке на короткий момент наступила идиллия: люди останавливаются, чтобы покормить белок, старики кружат в старом танце под звуки гармони, и дети хохочут, когда родители подбрасывают их вверх на своих руках. Всё это сопровождает тихий гул ветра, который лижет тебя в лицо прохладой, как бы дразня. Скоро ветви деревьев станут голыми и покроются толстой шубой из снега, а весной всё родится вновь. Ты когда-нибудь ощущал этот волшебный аромат воздуха  весной, когда почки на деревьях  начинают распускаться? Жаль, что человек не умеет также – каждую весну рождаться заново.
     На закате парк начал пустеть. Люди уходили домой согреваться тёплой кружкой чая, и я также поспешил в домой, где нужно было проявить, сделанные фотографии.  Дома я первым делом  пошел в комнату, отведённую под лабораторию для проявления плёнки.  Наверняка, ты знаешь образ этой комнаты по различным фильмам – тусклое красное освещение, веревка, протянутая через всю комнату, на которой сушатся плёнка, эмалированная посуда для промывания  и проявления фотографий, различные приборы на столе и полка с невероятным количеством  бутылочек. Это действительно так. Красное освещение нужно для того, чтобы не засветить плёнку, а бутылочки и баночки это всевозможные проявители, фиксаторы и дистиллированная вода для  плёнок, в зависимости от того, какую цель ты преследуешь при проявлении. 
    Когда бумага, находясь в воде, приобретала изображение, на одной из фотографий я заметил её. Она неожиданно попала в кадр, когда я фотографировал белку, уплетающую орех, подаренный людьми. Девушка сидела на корточках и на вытянутой руке держала горсть семечек. На край её ладони взгромоздился голубь и аккуратно, с некой опаской, ел эти семечки. На фото у девушки были пухленькие бледно-розовые губки, чуть вздёрнутый носик, на котором грациозно сидели очки в толстой коричневой оправе с затемнёнными линзами, большие карие глаза, чуть приоткрытый рот, сложенный в искренней улыбке и ямочки на чуть розоватых щеках; Меня удивило выражение лица этой девушки: было видно, что она счастлива, необычайно счастлива, кормя этого голубя, а  длинные растрёпанные волосы придавали  ей романтичный вид. В её улыбке было что-то волшебное и нескончаемо доброе. Смотря на эту девушку, я был поражён тем, как мало нужно человеку для счастья, и, как искренне она улыбается. Я задал себе вопрос «а давно ли я так улыбался?». Увы, не смог припомнить и от этого стало немножко грустно. Неужели где-то есть люди, другие люди, непохожие на меня, возможно, не похожие на тебя, которые испытывают счастье от такого пустяка и неважно, что происходит вокруг?  Наверное, счастье это, что-то мимолётное и притягательное, распространяющееся на окружающих, и, если бы я был рядом с этой девушкой, то испытал бы тоже чувство. Нужно только научиться ценить такие моменты.
      Со следующего дня, я каждый вечер в течение двух недель приходил в парк  в надежде встретить эту девушку, но она не появлялась. Я решил, будто мне она показалась, и, если бы у меня не было  фотографии, я, наверное, так и подумал бы. В наше время сложно верить в ангелов, потому что мы их не видели, а мне было чрезвычайно сложно представить существование той девушки. Каждый день после одинокого скитания по парку я возвращался домой и первым делом брал ту самую фотографию преисполненную счастьем и смотрел, смотрел на этого ангела и понимал, что она всё-таки существует и мои старания не напрасны.
     Однажды я возвращался домой из редакции на автобусе. На улице лил сильный дождь, люди часто говорят: «как из ведра». В автобусе было много народа, поэтому  стёкла запотели, и было ужасно душно. Все лица в автобусе были очень угрюмые: возможно, из-за погоды, а может из-за скучных серых будней. От этого мне стало невыносимо тоскливо на душе, и я решил выйти, а остальной путь до дома пройти пешком, ведь у меня был зонт. Пусть мокро, пусть грязно и холодно, но лишь бы не видеть этих лиц.
     На ближайшей остановке я вышел и решил выкурить сигарету. Спустя пару минут подъехал автобус и из него посыпал народ – всё те же грустные лица, серые и с зонтами. Тут я увидел, как из дверей вышла та девушка-ангел и встала под крышу остановки. Сердце начало колотиться очень быстро, и я не мог ничего сказать ей. Так много времени я провёл в поисках этой девушки и ни разу не задумался о том, что  ей скажу. Девушка просто стояла, как будто чего-то ждала, возможно кого-то, но я гнал от себя эту мысль. Я делал вид, что жду автобус и периодически смотрел в сторону дороги, но лишь для того, чтобы посмотреть на неё, но девушка неожиданно подошла ко мне и  спросила: «мой зонтик не захотел сегодня выходить из дома, вы не могли бы проводить меня?». Мне показалось, что сердце остановилось. Она стояла, смотрела на меня и улыбалась. Она улыбалась той самой улыбкой, которая была запечатлена на моей фотографии. Это  немыслимо – вокруг  не было солнца и приветливых людей, а она улыбалась, казалось, что даже отсутствие зонтика и плохая погода не могли испортить ей настроение. Уже тогда мне показалось, что я влюбился.
     Когда мы шли к её дому по улице, я старался полностью закрыть её зонтом, чтобы она не намокла, ведь так сделал бы каждый. Зонт был  не очень большой и поэтому намокал я. Она это заметила и попросила отдать зонт ей. На мой вопрос «зачем?», девушка ответила единственной фразой -  «всё должно быть честно». Так мы и шли всю дорогу до её дома, с виду это довольно странно смотрелось, что девушка держит зонт, но  тогда мне было всё равно. Её звали Ремедиос. Мы шли и болтали, но я часто терял нить разговора, потому что засматривался на то, как она смешно машет головой, чтобы убрать челку с лица. Ремедиос делала это довольно часто, пока мы шли, и мне понравился этот жест, я уже к нему привык. У неё были очень красивые кисти. Многие говорят, что характер человека можно узнать по его лицу, но в большинстве случаев это не так и обладатели даже самых невинных лиц бывают далеко не такими.  Мне кажется, что характер человека можно узнать  по кистям рук. У Ремедиос были самые красивые кисти, которые я видел – её руки были белоснежные, пальцы тонкие и длинные, а ногти короткие, но очень изящные. Ты, когда-нибудь пробовал сказать что-то о  человеке по его кистям?
   Оказывается, мы с ней любили смотреть одни и те же фильмы.  У нас зашел спор насчет главных героев фильма «Возвращение», и тогда я узнал ещё одну её черту – Ремедиос была очень эмоциональна. С таким энтузиазмом она доказывала мне свою точку зрения, а когда она удивлялась, то у неё поднимались брови и над ними появлялись маленькие ямочки. Я часто шутил над ней и говорил, что они появились от спиленных рожек, а она всё время улыбалась и тут же опускала брови.
    Как странно – мы с ней были едва знакомы, но, когда спорили, мне показалось, что я знал Ремедиос очень давно. Мы дошли до её дома, но так и не решили наш спор. Я договорился с Ремедиос посмотреть тот фильм вместе, и  обещал, что она поменяет своё мнение  о главных героях, ей только нужно постараться увидеть их чужими глазами. Она, разгоряченная этим, быстро попрощалась со мной и ушла, а я остался стоять. Мне на лицо капал дождь и я понял, что зонт остался у неё в руке. Из подъезда донесся смех и Ремедиос вышла. Она медленно подошла, на лице появилась её лучезарная улыбка, и мы рассмеялись вместе. Мы смеялись вдвоём под дождем, и было странное чувство, которое я не смог сразу распознать. Теперь я понимаю, что это было счастье. Ведь счастье не бывает вечным, оно живёт мгновениями и его нельзя забыть, как будто в памяти человека есть отдельное место для таких моментов. Возможно, сейчас ты не сможешь припомнить большинство этих моментов, но знай, что они всегда у тебя в памяти, и, как тлеющему костру достаточно слабого дуновения ветра, чтобы разгореться вновь, так и нам нужна лишь маленькая мелочь, которая будет связывать нас с этими моментами, чтобы заново в них окунуться с головой.
       Я влюбился в неё. С того вечера вдвоём под дождём, я начал испытывать страсть и влюблённость. Жизнь моя наполнилась невыносимостью ожидания нашей встречи, пусть даже самого малого ожидания, но ведь так бывает всегда – когда ждешь чего-то баснословно сильно, то время движется невероятно медленно. Я думаю, что страсть  запечатлена в моменте, но этот момент нельзя передать или заснять на фотоплёнку, его можно только прочувствовать. Вспомни, что ты ощущал, когда шёл на встречу к человеку, в которого влюблён? Вспомни, с какой частотой билось тогда  твоё сердце?
     Два года. Два года наслаждения, счастья, и абсолютного отрешения от внешнего мира. В этот момент всё вокруг становится каким-то менее важным, отдалённым и далеким, будто за стеклом. Люди вокруг – это просто позолоченная резная рама для твоей картины любви, в которой нет ни одного лишнего предмета. На картину можно смотреть, как в музее, но её нельзя трогать и лишь маленьким крупицам пыли, беспамятно летающим в воздухе, позволено оседать на полотне. Однажды такая  крупица осела на нашу картину и оставила неизгладимый отпечаток на красках….
     С того момента, как я полюбил Ремедиос, мы проводили всё свободное время вместе, и, как два растущих рядом дерева, мы сплелись своими ветвями. Я смотрел с ней фильмы, которые она очень любила и хотела, чтобы полюбил и я, она делилась впечатлениями от прочитанных книг, я же обучал её искусству фотографии. Мы подолгу  заседали в  лаборатории и постигали таинства проявки. В один из вечеров мы проявляли фотографии, сделанные  в том парке, где я в первый раз её увидел. Только  теперь одеяние парка сменилось на увядающий зелёный. Ремедиос попросила не помогать ей сегодня и, что она всё сделает сама, поэтому я пошёл в комнату, надел свитер и вышел на балкон курить. Во дворе гуляли мужчина с ребёнком, мальчик был такой забавный в этой дутой одежде и длинном шарфе. На вид ему было лет 5, и он играл с отцом в мяч. Я долго любовался их игрой, при этом мальчуган так смешно ходил из-за этой одежды. Они громко смеялись, ведь радость не умеет смеяться тихо. Я подумал, было бы здорово оказаться на месте этого мужчины….. В реальность меня вернул крик, доносящийся из лаборатории. Это был крик Ремедиос. Я быстро помчался к ней и, открыв  дверь, увидел её, лежащую на полу. Она рыдала и кричал. Я растерялся от увиденного и не сразу сообразил, что произошло. Руки Ремедиос закрывали глаза, мой взгляд скользнул  по полу и я увидел баночку из-под проявителя, которая обычно стоит на одной из верхних полок. Теперь я понял. Я поднял Ремедиос на руки и понёс в ванну, чтобы промыть ей глаза. Её плачь до сих пор стоит у меня в ушах, как тихое сопровождение всего, что я слышу. Мы провели в ванной полчаса, но зрение к ней так и не вернулось.
       Скорая помощь. Больница. В коридоре перед операционной, когда я ждал вердикта врача, перед моими глазами стояла картина, увиденная мною, в лаборатории: Ремедиос на полу и крик, её жалостный, пронзительный крик, лишивший меня тишины. Боюсь, что ясность увиденного в тот момент никогда не застелется пелёною событий. Тот момент - это памятный отпечаток, который пройдёт сквозь преграду времён, жаль, что счастье не оставляет таких памятных шрамов.
       Длинный коридор, высокий белый потолок, цветы возле окон, серый оттенок стен и мигающая лампа – это моя обитель на два часа. Вновь ожидание и стрелка часов, что стоит на месте пожирает моё терпение. Свет из операционной и медленные шаги человека в белом халате освободили меня из тюрьмы ожидания. Я даже не могу точно рассмотреть черты  лица доктора, на моих глазах бетонная стена из слёз. Остановился. Молчание. «Мне очень жаль, хрусталик и радужка глаз повреждены - Ремедиос не сможет видеть». «Мне очень жаль, но Ремедиос не сможет видеть». «Мне жаль, Ремедиос не сможет видеть». «Жаль,  Ремедиос не сможет видеть». Эти слова вновь и вновь пронзают мой слух. Не сможет  видеть. Не сможет. Видеть.
     На этой печальной ноте я хочу закончить это письмо к тебе, неизвестный обитатель этих стен. Захочешь ли ты здесь жить после прочтения этого, мне всё равно. Только знай. Знай и помни, как случайность играет нашими жизнями. Случайность и ничего более. Бог? Ложь. Судьба? Суеверия слабых людей. Будешь ли ты жить? Будешь ли ты смеяться или плакать? Умрёшь ли? Всё подчиняется случайности. Она, как ветер, что гуляет по улицам меж толпы, и будь уверен, что этот ветер коснётся и твоей души, но с какой стороны он будет дуть, ты никогда не узнаешь, и даже в самой тёплой одежде тебе не спастись от него. Поэтому….. поэтому….. поэтому цени каждое дуновение попутного ветра, ведь в любой момент он может кончиться, и ты никогда больше не сможешь ощутить всю его прелесть снова….
       Что остаётся мне? Я уйду. Ведь жизнь не будет такой, как прежде. Ремедиос  слепа, и ничего не вернуть. Хоть мы и будем с виду счастливой парой, но в душе всегда будет желание повернуть время вспять, и, чтобы эта баночка с проявителем была закрыта, но не суждено. Она –  обречённая на скитания в вечной темноте и я – прикованный к фонарю в этом мраке. Она и я – две изувеченных души. Она и Я. Она и Я. Она или Я. Она….

Следы ушедшей души
Доктор вошёл в палату.
-Как вы себя чувствуете сегодня?- спросил он.
-Спасибо, доктор, уже лучше. Я даже могу видеть что-то через бинты,- ответила Ремедиос.
Доктор подошёл к кровати и произнёс своим низким голосом. - Вам пересадили хрусталик, радужку и переднюю камеру обоих глазных яблок.
 Девушка обхватила ноги руками и спросила. - Простите, а кто был донором?
 - Извините, но имена доноров не разглашаются – это врачебная тайна. – Ответил он. - Вы родились в рубашке, Ремедиос. Ваше зрение полностью восстановлено и организм не отторгает чужую материю. Скоро вам снимут повязки, и вы снова будете видеть.
- Спасибо доктор, - девушка улыбнулась.
- Не за что, Ремедиос.- врач пошёл к выходу, но на полпути обернулся. - Кстати вам прислали цветы и какую-то странную книгу, на ней нет никаких надписей….
 Девушка взяла книгу в руки, на ощупь она показалась ей знакомой. «Не может быть». Девушка тут же стала стягивать с себя бинты, чтобы увидеть  книгу. Через несколько мгновений она, наконец, развязала бинты, и яркий свет ослепил её на некоторое время, Ремедиос напрягла зрение и увидела чёрную обложку дневника.
-Габриель,- лишь одно слово  сумела вымолвить Ремедиос.
Она много раз видела этот дневник, но Габриель не давал ей его читать, к тому же, по непонятной причине он ни разу не навестил её в больнице, а тут присылает дневник. Ремедиос открыла его и начала листать страницы в обратном порядке в поисках последней записи. Нашла.
«Ремедиос, прости меня, что не приходил к тебе в больницу, я не мог. Я испугался будущего, той жизни, что ждала бы нас после больницы, поэтому я решил уйти. Этот дневник поможет тебе лучше понять меня и мой поступок. Ты поймёшь, я знаю. Я любил тебя. Прощай».
    Несколько слёз упало на желтоватые листы. Ремедиос встала с кровати и подошла к окну. На улице  морозила белоснежная зима и люди укрылись в тёплые одежды, а природа умерла, как умерла их любовь. Она покрылась холодной коркой снега и теперь вряд ли отмёрзнет. Снег. Холод. Одиночество.
 Девушка стояла возле окна в больничном халате и по её щекам текли слёзы. «Я любил тебя. Прощай. Неужели всё вот так вот и закончится? А ведь он сейчас где-то там далеко за окном. Как он мог? Простить. А смогу ли я?». В стекле Ремедиос увидела отражение лица Габриеля и блеск зелёных глаз. « Он всё-таки пришёл!» Она резко обернулась с улыбкой на лице и воскликнула:  - Габриель!-  но никого не было. Показалось. Ремедиос посмотрела на отражение в стекле, но и там никого не оказалось, кроме неё самой. Зелёные глаза. Это его зелёные глаза. Нет.  Это её зелёные глаза! Она выронила дневник из рук, и он неслышно упал на пол, раскрывшись при этом на какой-то странице. Голову Ремедиос, как стрелы пронзали мысли, она схватилась за живот и по стене сползла на пол. «Так значит он…». Её взгляд упал на дневник, на страницах была запись. Ремедиос вытерла слёзы тыльной стороной ладони и начала читать.
   «Дорогая Ремедиос, завтра мне предстоит операция. Какая именно ты наверняка уже знаешь. Я никогда не говорил тебе, что болен гемофилией. Эта болезнь врождённая и её нельзя вылечить. Мой отец умер от неё, когда мне было 7 лет. Суть её в том, что у человека очень слабые сосуды и при больших физических нагрузках или хирургическом вмешательстве они могут лопнуть и начнётся внутреннее кровоизлияние. Боюсь, что завтрашняя операция будет для меня первой и последней. Пожалуйста, не плачь, потому что я хочу видеть тебя счастливой, чтобы дарить это  счастье окружающим. Ведь именно им ты изменила меня, и я смог взглянуть на мир чужими глазами. Теперь твоя очередь……


Ужин из жёлтых листьев
        Вечернее солнце заливало ярким светом кроны деревьев парка и согревало нежным теплом землю. В этом году выдалась довольно тёплая и сухая осень, поэтому люди были немного счастливее и приветливее. Если пройтись по парку, то можно встретить множество искренних и добрых улыбок окружающих, которые здороваются с вами без слов. Землю и асфальт покрывает  толстый слой умирающих листьев, готовых вернуться к жизни весной. Осенний парк похож на холст художника, который раскинул на нём целый калейдоскоп красок.  Назойливый ветер срывает янтарные одеяния деревьев  с веток  и расстилает под  ногами прохожих, чтобы мы обратили внимание на красоту окружающей нас природы.
     В тени одного из старых деревьев на скамейке сидит девушка, одетая в короткий фиолетовый плащ, чёрные джинсы и такие же чёрные высокие сапоги с каблуком. Белую изящную шею Ремедиос окутывает длинный вязаный шарф. Ветер треплет её длинные каштановые волосы, но она не обращает на это внимание. В её руках небольшая книга, облачённая в чёрную обложку без единой надписи, и Ремедиос всецело поглощена чтением.  Её зелёные глаза медленно скользят по строкам  и наполняются слезами. Ремедиос часто читала эту книгу, но каждый  раз чтение заканчивается каплями слёз, слёз любви. Отчасти эта книга о ней, но всецело она о нём, и поэтому девушка читает её снова и снова, ведь она столько не успела у него спросить и столько забыла сказать.
     «А ведь ровно шесть лет назад был такой же тёплый день» - подумала она, рассматривая проходящих мимо людей.  Ремедиос посмотрела налево и увидела мальчика  лет пяти, который бежал к ней с большой охапкой разноцветных листьев. На нём были светло-синие джинсы и шерстяной свитер с изображением льва.
-Мама, мама, посмотри, что я тебе собрал, - прокричал звонкий голосок мальчугана.
-Ах, какой красивый букет! Спасибо милый,- ответила Ремедиос.
-Мамочка.- Мальчик подошел ближе и посмотрел ей в глаза. - А почему ты плачешь?
 Девушка вытащила из кармана бледно-голубой платок и вытерла им глаза. - Я не плачу, мне просто в глаз соринка попала. - Она улыбнулась.
Мальчик   скользнул своим взглядом по лицу матери и нахмурил свои густые светлые бровки. - Мамочка, а у меня такие же глазки, как и у тебя?
Ремедиос опустила ладонь на молочные волосы малыша и поцеловала его в щёку. - Они у тебя такие же, как  у твоего папы, Габриель…..












Посвящается Наталье и Алексею, умерших от жизни, но за любовь.
Александр Касперский                06.10.09                2:07