И я говорю о розе.
Но моя роза - не роза мороза,
и не роза с кожей младенца,
и не та, чье вращенье
столь медлительное, что это движенье -
тайная форма покоя.
Это не роза жаждущая,
не кровоточащая рана,
и не роза, коронованная шипами,
и не роза воскрешенья.
Это не роза с лепестками нагими,
не восковая роза,
не шелковистое пламя
и не огненная вспышка.
Это не роза флюгера, ветрами обрываемая,
и не язва вскрываемая,
и не пунктуальная роза циферблата,
и не компас - морская роза.
Это не роза, как таковая,
а несотворенная роза,
потонувшая роза,
ночная,
бестелесная,
полая роза.
Это роза, ощупываемая во тьме,
роза пламенного продвижения,
роза с розовыми ногтями,
роза подушечек алчных пальцев,
роза пальцев,
слепая роза.
Это роза - звуковая спираль,
слух украшающая,
роза уха.
В высочайшей пене подушки
всегда затерянная роза-ракушка.
Это кровавая роза рта,
роза, наяву говорящая,
так, словно она спящая.
Это полураскрытая роза,
из которой хлещут тени,
роза требухи,
сжимающейся и растягивающейся,
сысканная, разысканная, изысканная.
Это роза губ,
раненая роза.
Это роза, поднимающая веки,
роза бдящая,
наблюдающая,
роза бессонницы, глаз несмыкающая.
Это роза дыма,
роза пепла,
черная роза дыма-алмаза,
молчаливо сверлящая тьму
и не занимающая место в пространстве.
Перевод Б. Слуцкого