+
И ТОЛЬКО РАДИ РУССКИХ КРЕСТНЫХ МУК...
(Отклик на книгу: Карташёва Нина Васильевна. Порфира и Виссон. М., Родник. 2000)
1.
Ликующим Крестным ходом, с высоко поднятыми иконами Христа и Богородицы, вошли в мир стихи Нины Карташевой. Как же встречали сей чудный ход? Со слезами радости и умиления? Подхватывая праздничные тропари? О нет! Конечно же, не так.
Мир, понимавший только кумачовые шествия с портретами «красных вождей», недоумевая, глазел на золотые хоругви, с опаской вслушивался в незнакомые слова. Что же он слышал?
Умом и совестью, и духом соберусь,
Пред Богом встану в схиме и в веригах:
Пусть я умру — но ты воскресни, Русь!
Воскресни прежней Родиной великой.
Ты свято повторила путь Христа,
За мир себя и сына не щадила,
Предательство, несение Креста,
Распятие — все это было.
У гроба мироносицей молюсь,
Воскресни, Русь! Сверши обетованье! —
На плащанице страшный след страданья,
Но тела нет во гробе. Встала Русь.
Так бодрствуйте ж теперь, ученики.
Русь явится вам смерти вопреки.
Каких учеников она призывает? Что за схима и вериги? Что за плащаница? Называет себя какой-то мироносицей… А дальше-то, дальше! Какие-такие
Псалмов великие глаголы
Дела мирские устыдят.
Это наши-то дела? Грандиозные дела «ума, чести и совести эпохи»? Труды «перестройки», ускоряющие приход «социализма с человеческим лицом»? Да как она смеет!
Оскорбленное «кумачовое» большинство, наливаясь злобой, сжимало кулаки. Но в угрюмой, настороженной толпе кого-то (из
стоявших ближе к хоругвеносцам) вдруг опаляла страшная мысль: «Если лицо не человеческое, то чье же?!». Онемевшие пальцы невольно складывались в троеперстие — а свинцовую руку не поднять!..
А Крестный ход неведомою силой притягивает и вовлекает: шагнул, остановился, и рука — о, чудо! — легко возносится ко лбу. А дальше — еще чудесней: для тех немногих, кто двинулся за очнувшейся от духовного обморока Святой Русью и вместе с нею вошел во Храм, стихи Карташевой становятся сугубо понятными — «словами своими»:
Кто нас собрал сюда толпою,
Не одинаковых умом,
И незнакомых меж собою,
И с целью разной — в Божий дом?..
Кто шел сюда в обход, кто прямо,
Кто от скорбей, кто от идей,
Кто от бесов, кто от людей —
Но все стоим в пределах Храма.
Напомни, Боже: много званых,
Но мало избранных. Но все же
Прости и всех помилуй, Боже,
И вразуми нас, окаянных.
Слыхала ли поэтесса о тайне Провидения «о конце мира», открытой святому Каллинику, когда писала «пасхальные стихи» 1991 года? Святитель Мир Ликийских Николай и Великомученик Георгий указали святому на светящийся пергамент с начертанием: «7500 лет от Адама» — по исчислению от Рождества Христова — год 1992-й!
Но Святая Русь, пусть даже в виде малого остатка, «явилась смерти вопреки». А значит опамятовался и Третий Рим, вселенская миссия которого, по святоотеческому толкованию, быть Удерживающим земной мир, сползающий в пропасть «конца истории». Встал соработник Богу — в помощь Державной Богородице. И Нина Карташева на Светлой Седмице пишет — сначала о нашем минувшем:
Богородица пряжу с молитвой пряла,
Отводя нас от Божьего гнева.
А затем — с непреложной уверенностью пишет о мире сегодняшнем:
И только ради русских крестных мук,
И святости, и света среди грязи —
Пречистая не снимет с мира рук.
Христос воскрес! И Суд Его — наш праздник!
И буди, буди! Господь преложил Свой гнев на милость!
Стремительно накатывается 2002-й год, но уже прославлен сонм русских новомучеников во главе с Божиим Помазаником царем Николаем — и, слава Богу, еще не «взят от среды Удерживающий теперь»(2 Фес.,2,7).
Но тогда приближался «Август-91-го»… Наконец, по слову поэтессы, «спектакль отыгран», прошло еще немного времени — и где она «Родина великая», в какую, по стиху Карташевой ее первой публикации («Наш современник», № 9, 1990 г.), должен был преобразиться «Союз нерушимый»? «Великая Россия» обрублена по юго-западной границе. «Железный занавес» сорван. А передовой Запад, нахлынув со своими «общечеловеческими ценностями», подвергнул и продолжает нас подвергать неслыханным по агрессивности искушениям и прельщениям. Как нам устоять? Чем уберечься? Только крепостью духа! И Нина Карташева выступила с новым словом — о своем за Россию молитвенном стоянии:
Пусть я врагам в посмеяние, клянут и позорят,
Было бы только стояние — другие повторят.
Так и убитая Русь станет в Боге Святая.
Так и Великая. Так и Державная. Знаю!
У поэтессы ничуть не меньше, чем у поэта, «душа грустит о небесах». Но в женское сердце изначально «впечатано»: «умножая умножу печали твоя» (Быт., 3, 16). Присоединив к этому «превосходству» свою «грусть о небесах», женщина, несомненно, будет куда острее, чем мужчина, соскорбить Богородице у Креста:
На тайне девства, тайне чистоты
Всематеринства свет и благодать,
Воскреснет Бог! Нетленность Красоты —
У Крестных мук стояла Дева-Мать.
Молитвенный вздох «Радости-Страдания» (А. Блок): радость о тайне девства и благодати Всематеринства, радость веры в Воскресение Христа, но и сострадание мукам Матери о болящем Сыне. А прикровенно-шире — сострадание и Матери-Родине, пребывающей в муках о болящих сынах своих.
2.
Когда-то Александр Блок с великим пафосом воскликнул:
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
А с женой своей, Любовью Дмитриевной, как известно, поэт прошел по жизни мучительно: не расставался с ней, любил ее, но и «уступал» ее другим, дьявольски искушая женское сердце. Так же и с Россией: раз не Мать, а Жена, то и легко ей признался в том, что он хоть «и крест свой бережно несет», но «жалеть её не умеет»:
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, —
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты…
Ну, что ж? Одной заботой боле —
Одной слезой река шумней,
А ты все та же — лес, да поле,
Да плат узорный до бровей…
И дождался Блок, когда Россия «отдала чародею свою разбойную красу», дождался — и содрогнулся, увидев, как обильно потекла по русской земле кровь русских сыновей и дочерей, а сама Россия заплакала кровавыми слезами. Тогда-то Блок на краю могилы и закричал: «Боже, прости меня!»
Прошёл век — и поэтесса Нина Карташева, не соглашаясь с Блоком ("Русь-Жена"), написала:
Плат не узорный, плат мой черный,
Но до бровей и по плечам,
Путь мой тернистый, а не торный
И свет один моим очам.
Что я могла одна на сильных,
На эту стену лжи и зла?
Я за Россию, я — Россия.
Но я одна. Что я могла?
Я равнодушных не дождалась,
Обманутых не дозвалась,
Одним внушала смех и жалость,
А до других не добралась.
Я даже в церкви под присмотром,
Мне даже труд по ярлыку,
И даже стон быть должен бодрым,
И даже сон был начеку.
И вот тогда в борьбе неровной
За тех, кто был меня слабей,
Господь мне меч вручил духовный
И плат мой черный до бровей.
Но поэтесса, дочь России, видит и чует смертельную опасность, нависшую над Родиной-Матерью. Потому и призывает русских, помнящих родство свое:
Братья и сестры! Преклоним колени
У плащаницы великих мучений
Родины нашей…
(…)
Время святой плащаницы коснуться,
Чтобы от плена, от тлена очнуться.
Как известно, в день Воскресения Иисуса Христа первыми Его Плащаницы коснулись евангельские жены-мироносицы. Уверовавшие в ангельское слово, они твердо стояли в вере, когда даже узнавшие от них о том, что Христос Воскрес, Его ученики, будущие апостолы, все еще пребывали в смятении и сомнении.
И вот, во времена большевицких гонений на Православную Церковь дрогнули и отступили «тьмы и тьмы» мужчин, а «слабые» женщины, новые жены-мироносицы, неколебимо стояли в вере — и выстояли, и отстояли!
Сегодня в униженной России, несмотря ни на какие надсады и лишения, подвижническим трудом поднимаются из руин старые и строятся новые церкви. И что же мы видим в церквах? Как и прежде, в них преобладают и числом, и стойкостью женщины-молитвенницы. Православное сердце Нины Карташевой зовет ее «встать в притворе с бабушками в ряд».
Поклонимся этим бабушкам! Они из тех смиренных жен-мироносиц, которые вымолили у Бога Россию. И стоять в их ряду — великая Божия милость русской поэтессе.
ВИДЕО: Вечер, посвящённый Н.В.Карташёвой (г.Малоярославец, 25 марта 2017)
https://www.youtube.com/watch?v=-90fBzA7_KE