СТАРАЯ ОБЕЗЬЯНА
воспоминание о начале того, чего не было
Далеко-далеко, в самом дальнем лесу, под корнями мандрагоры живёт старая-старая обезьяна.
Она никогда не ела кокосов и бананов. Она вообще не знает, что это такое. Никогда в её лесу, где живёт она под корнями мандрагоры, не росло ни кокосов, ни бананов.
Она не любит лазать по деревьям. Когда-то, когда она была молодой, старая обезьяна, что жила тогда под корнями мандрагоры, объяснила ей, что лазанье по деревьям суть суета и отвлекает от более высоких целей. «Как бы высоко ты не поднялась, ты всё равно не поднимешься выше себя», - поучала её старая обезьяна, что жила тогда под корнями мандрагоры.
Теперь старая-старая обезьяна сама, глядя на молодых, вздыхает и повторяет: «Ведь всё равно выше себя вам не подняться».
Иногда, осенней лунной ночью, старая обезьяна, живущая под корнями мандрагоры, уходит к морю и долго слушает его несмолкающую песню. Она любит окунаться в его размеренный рев, сливаясь с волнами. И кажется ей, что нет ничего прекраснее, чем момент, когда ты входишь в воду, и она принимает тебя, как равное, как часть себя. Несёт, кружит, и бережно выкатывает обратно.
«Не следует сынам земли водиться с водной стихией», - говорила ей старая обезьяна, что жила когда-то под корнями мандрагоры. Но та обезьяна, что теперь сама состарилась, не слушала умных речей. Ибо говор моря казался ей гораздо мудрее любых слов.
А после она выходит на сушу, мокрая и тщедушная, ветер пронизывает её до последней кости. Но ей не холодно. Она знает, что и на этот раз познала что-то великое, что-то непостигаемое.
«Море есть начало и конец всего», - учит она молодых. Те, смеясь, прыгают с ветки на ветку, дразня друзей и братьев, и не слушают наставлений.
Но никто никогда не дразнит старую обезьяну, что живёт под корнями мандрагоры в дальнем-дальнем лесу.
Все помнят, как однажды беспечный малыш, блистающий среди соплеменников сообразительностью и ловкостью пальцев, ударил камень о камень. От камня тогда оторвалось что-то сверкающее и горячее – и дальний-дальний лес познал огонь.
Никто не мог ничего предпринять, и все лишь отпрыгивали от бушующих языков пламени на ближайшие ветви.
И лишь старая-старая обезьяна вышла на берег моря, что-то прошептала волнам, и те наперегонки бросились играть с невиданным доселе цветком, мокрыми змеями скользя по зем-ле средь деревьев. И забрали его с собой.
«Ты далеко пойдёшь, мой мальчик», - сказала тогда старая обезьяна любопытному малышу. – «Возможно, будущее этого мира будет твоим будущим».
«…Возможно, именно тебе удастся подняться над самим собой. Стать тем, чем ты не являешься пока…» - сказала старая обезьяна, живущая под корнями мандрагоры.
«…А пока племени следовало бы отколошматить тебя хорошенько. Потому что свое любопытство ты ценишь более жизни своих братьев. Никогда и никому не позволительно тратить время, не им отпущенное другим, на дела и размышления, которые развлекают и поучают лишь его….»
Так сказала старая-старая обезьяна, живущая в самом дальнем лесу под корнями мандрагоры.
И скрылась меж деревьев.
Позже юнец, которого называли теперь, кстати, не иначе чем «Солнечный Камень», отыскал её, сидящей на берегу моря и разговаривающей с волнами.
«Наше время прошло», - говорила морю старая обезьяна, живущая под корнями мандрагоры. «И твоё, и моё…» «Никому не нужна станет ни моя мудрость, ни твоё дыхание». «Обезьянье племя сменило само себя. А новые… Им неважно, что происходит со всеми нами. Они стремятся знать, как устроен мир. И они готовы заплатить за это любую цену». «Да, они и заплатят цену. Даже если ничего в конечном итоге не познают. Даже если познают лишь мельчайшую часть». «Только стоит ли того это познание?»
Улыбнулся «Солнечный Камень», не стал приближаться, запрыгнул на ближайшее дерево и, ловко перепрыгивая с одного на другое, удалился прочь от старой безумной обезьяны, живущей под корнями мандрагоры.
А старая обезьяна с тех пор ещё больше отдалилась и от своего племени и от племени обезьян, назвавших себя «Люди Солнечного Камня».
Днем она сидит под корнями мандрагоры, а ночью уходит к морю и долго-долго слушает его несмолкающую песню. И волны, обнимая её за костлявые старые плечи, утешают и напоминают, что когда-то она тоже была гонимой в племени обезьян. В ней тоже видели угрозу благополучию и размеренной устоявшейся жизни племени. Над ней то насмехались, как над сумасшедшей, то стращали, как разбойницу, посягнувшую на покой и традицию. И лишь старая-старая обезьяна, что жила тогда под корнями мандрагоры, давала ей приют и утешение.
«Иди туда, куда зовут тебя твои глаза, девочка», - говорила ей старая обезьяна. - «Многие будут звать тебя с собой. Но это их путь, их выбор. Открой сердце, и ты узнаешь, по пути ли тебе с ними. Некоторые скажут, что твой путь плох и безумен. Это оттого, что они в своё время отказались от своего пути во имя каких-то иных ценностей. А некоторые вообще призовут тебя оставаться на месте. Эти – самые страшные: им вообще не ведомо такое слово – путь».
И странная девочка-обезьянка, любившая купаться в море и слушать его песни, пошла тогда туда, куда позвали её сердце и глаза. Оттого и жила она теперь вдали ото всех, отшельницей под корнями мандрагоры.
Старая-старая обезьяна, не знающая, что есть где-то на свете кокосы и бананы.
Старая мудрая обезьяна, знающая, что подняться над собой всё-таки возможно. Если идти в нужную сторону.
Только людям «Солнечного Камня» не нужна мудрость старой обезьяны. Они уверены, что сумеют постичь всё сами. …И поэтому большое удивление появилось на их безбородых лицах, когда однажды ночью из леса вышла седая костлявая тень и, оглядевшись по сторонам, преспокойно уселась в их круг около «Ночного Солнца», как будто так и надо, как будто она и сидела здесь всегда, грея мокрое озябшее тело возле пламени, шепчущего свои негромкие гудящие песни. В тот раз, словно в ответ пению огня, старая безумная обезьяна прошелестела что-то неслышное никому, и пламя удивленно дернулось, а потом перебралось поближе к ней, завязывая новое знакомство.
Позже старая обезьяна часто так приближалась к кругу света, который люди «Солнечного Камня» считали творением своих любознательных рук, подолгу беседовала с ним… И для этого не всегда нужно было произносить слова. Огонь радостно тянулся ей навстречу, передавая привет рокоту моря, своему побратиму, и доверяя сокровенное той единственной, что считала его достойным разговора. А не укрощения…
Иногда старой-старой обезьяне становится страшно, и тогда она встает, озаренная отблесками пламени, и обращается к людям солнечного племени с речью, полной упреков и напутствий. Но мало кто слушает бред выжившей из ума старой седой обезьяны, живущей под корнями мандрагоры. Чаше всего ей суют в руки какую-нибудь еду, приготовленную на живом огне, и она замолкает, невидящими глазами смотря поверх деревьев.
И кажется ей тогда, что в вышине, над кронами, она видит парящие стаи блестящих птиц, созданных человеком, а не природой, и яйца тех сверкающих птиц несут смерть, огромными отравленными грибами прорастающую в лесах, заменивших человеку сырые и неуютные корни мандрагоры.
И еще кажется ей, что видит она грядущие времена, времена без любопытных обезьян и людей, усмиряющих живую природу. Пустые, бездушные времена… В которых уже не осталось места для любопытных…
И лишь море с огнем не прекращают свой диалог, началом которому стала старая безумная обезьяна, которая жила когда-то в далеком-далеком лесу, отшельницей под корнями мандрагоры. Ибо и они знают, как можно подняться выше себя самого. Или опуститься, если неверно выбрать свою дорогу… И разговор их будет длиться вечно…
2003 г.