Ее запах Диора и вечно пьяные встречи на мостовой у киоска,
где продавали чаек, заспиртованных в чьих-то песнях,
со мной. Меня так калечило,
когда она, не договорив, убегала после пятой рюмки вермута.
Она плевалась от Альмодавра,
слушала jazz:
Колтрейна; читала Диккенса
в оригинале. Так чернично плакала,
а я собирала ее слезы, как
самые дорогие алмазы.
Я молилась за нее, пришивая
Бога к обоим ее полушариям,
и так тихо ей «алоха», когда она просыпалась,
стряхивая колосья своих волос,
сдувая мою хну со своих винтажных чулков,
которые каждый раз меня опускали ко дну.
А ей снился Хемингуэй и коктейль «Фидель»,
где абсента больше тридцати граммов. На завтрак
ей время крошило специями
меня. Она разбивалась вдребезги
на обложки с Йоко Оно, на случайные встречи
возле киоска, где чайки. Где вечер
ласкал ее кудри коленок и злаков
ее светлых волос. А у меня
всегда –хлопья на завтрак.
У меня всегда «хочу»,
у нее тонкое «не надо».
Молча курила траву,
заполняя себя чужими нирванами,
притчой о Джуанзи и бабочки.
Я ей так тихо «алоха»,
когда она уходила в два часа ночи,
оставляя свое ромовое «не надо»
тихо остывать от холода –до утра –
превращаясь позже в «хочу тебя».
А мне только и остается, что нюхать ее Диора:
такого крепкого; и молча
провожать ее в окна.
Потом отскабливать себя от равнодушия скелетов стен,
бросать себя в плен
то ли Морфея, то ли морфина,
каждый раз засыпая под ****атые песни Cheese People.
Она все равно сбежит от меня к бездарному
слепому моряку, родит ему двух мальчиков.
Будет пахнуть не крепко, совсем не Диором:
солью; загоняя под кожу
океан. И мять оливки своих глаз,
когда через пару лет вдруг встретит меня…
Возле киоска, где продают теперь вермут,
мы курили, молчали и читали. Воннегут.
9.11.09 4:01