Эта глава дополнена мною 21, 22 и 23 марта 2018 г.
тремя главками:
«Контрольный выстрел»
«Гуманный суд» и «Хыба воны люды?..».
__________________________
Выездной трибунал
С утра сегодня воскресенье,
Над зоной солнышко – гуляй!
Но в ожиданье и в волненье
Почти что каждый полицай.
И прочим тоже не до смеха –
Тем, кто имеет двадцать пять:
Ещё бы! Трибунал приехал
Срок до пятнадцати снижать!
Согласно новому указу
Раз в месяц этот трибунал
По десять лет «срезает» сразу,
Но т е м, кто сам не убивал:
Тем, кто лишь вёз на место казни,
Кто место казни охранял,
Но не стрелял (пусть из боязни!),
Срезает сроки трибунал.
И даже тем, кто по приказу
Упавших в яму добивал,
Согласно «доброму» указу
Срезает сроки трибунал!..
Но почему ж на лицах муки?
И почему проглочен смех?
Да потому, что руки, руки
У них в крови почти у всех!..
А вдруг убийства раскопает,
Что н е р а с к р ы т ы, трибунал?!
Тогда ведь вышка ожидает –
И ты пропал, пропал, пропал!..
Но всё же был указ гуманным
К немецким бывшим холуям;
Мне с Лёвой он казался странным,
Но разъяснил начальник нам:
«Хоть в прошлом их дела ужасны,
Т е п е р ь они вполне – как м ы.
А вы с е й ч а с, с е й ч а с опасны –
Вам б л а г о т в о р е н дух тюрьмы!»
– Но мы же в наших не стреляли,
Не поднимали на штыки! –
«Но вы с и с т е м у п о д р ы в а л и,
Пораспустивши языки!!!»
Чем обвинения банальней,
Тем инфернальней их накал!..
А в серой лагерной читальне
Дела читает трибунал.
Контрольный выстрел
Взглянуть на тех, «давно безвредных»,
Которых надо отпустить,
Чтоб жить в условиях безбедных
И власть Советскую хвалить
За то, что снова человеку
Она сказала, что теперь
Он не фашист, в библиотеку
Протиснулись мы с Лёвой в дверь.
Хоть было в зале очень тесно,
И разум духотой стеснён,
Нашли мы два свободных места.
Вот трибунал. Не грозен он,
А справедлив, и то отрадно,
Но всем не надо забывать,
Что справедлив он беспощадно,
Мог справедливо расстрелять.
Но нынче он снижает сроки,
Он лев, что когти подобрал,
И состоит из вечной тройки,
Как бог, военный трибунал.
В очках полковник – председатель,
И заседатель – лейтенант,
И старшина, тож заседатель
И с виду – больше всех педант.
Пред их столом стоит несмело
Немецкий бывший полицай.
Читает председатель дело…
Ах, лучше дело не читай
При всех нам, добрый председатель!
Но он читает – долг велит:
Не просто полицай – каратель,
Упырь перед людьми стоит!
Да он участвовал в расстрелах,
У ямы немцам помогал…
Он серый-серый в пятнах белых,
И в красных пятнах – трибунал.
Судья вот-вот откажет точно:
Кто предложил – какой позор! –
Освободить его досрочно?!
Но тут чирикнул прокурор
И от сомнения очистил
Судье мозги: «Производил
Осу'жденный контрольный выстрел
В тех, кто уже расстрелян был,
А потому имею мненье,
Что он людей не убивал,
А просто совершал глумленье!»
– Ну что ж, – судья за трибунал
Решенье тут же принял с ходу, –
Согласен! – рубанул с плеча…
И не палач обрёл свободу,
А лишь подручный палача…
«Хыба ж воны люды?..»
Вот в зале стало снова тише.
Особый случай явно тут:
Почти немого с виду Грыши
Рассматривает дело суд.
Сутулый, двухметровый, старый,
Глаза на выкате страшны,
Как будто видит он кошмары,
В кровавых пятнах злые сны.
А может это от болезни?
Её базедовой зовут…
Но ничего нет бесполезней
С ним говорить – напрасный труд.
Похоже «лепит» он немого,
Весь срок молчит, но говорят,
Слыхали, он сказал два слова,
Когда был назначенью рад:
Он был приятно озадачен,
Что самому начальству в штаб
Дневальным был он вдруг назначен,
«Придурком»!.. Так вот счастлив раб,
Которого от плуга с поля
Хозяин принял в дом слугой,
Блажен: милей ему неволя
Свободы кажется любой.
Один дневальный – пол в бараке,
Другой в санчасти мыл полы…
А Грышу – в штаб!.. Судьба собаке
Метнула кость из-под полы!
В «придурки» брали, хворых, старых,
Но иногда назло судьбе,
Людей суровых и бывалых
Из генералов КГБ.
Один не просто был чекистом,
Что верно Берии служил,
Госбезопасности министром
В Армении он прежде был.
Я как-то с ним разговорился:
Он рассуждал, как коммунист,
Но – ясно – не проговорился,
За что сидит – ведь он чекист!..
И Грыша был молчальник ловкий:
То ль недоразвитый, то ль бес,
Да вот ходил он, как с винтовкой,
Порой с метлой наперевес…
Читает дело председатель,
И узнаёт впервые зал,
Что Грыша не простой предатель –
Евреев мирных убивал!
Слова – пилой меня по нервам…
…Оставлен нашими был Львов
Тогда в июле в сорок первом
Без боя пищей для врагов…
Ещё лишь приближались немцы,
Но тут же, как из-под земли,
Вдруг появились «западэнцы»…
Увидев – русские ушли,
Умельцы верные Бандеры
Головорезного труда
Убили лиц еврейской веры
Четыре тысячи тогда.
А как же Грыша? Что он, рыжий?
Он и тогда любил молчать,
Из брюха банды глупой грыжей,
Предпочитал не вылезать.
Фемида хоть непогрешима,
Был в деле Грыши мелкий сбой:
Да, он стрелял! Но, может, мимо?
Был принуждён творить разбой?
Для вида, может быть, на мушку
Он брал то мамку, то дитя?
И взять его решил «на пушку»
Волк многоопытный, судья.
И прозвучали чётко в зале
Как бы обычные слова
Судьи: «За что ж вы убивали
ЛЮДЕЙ?» И лишь сказал едва,
Как Грыша страшно удивился,
Забыв сказать, что не стрелял,
Что там случайно очутился,
Но про евреев твёрдо знал:
У них вся злая сила в пейсах,
В горылку людям сыплють яд,
Не Пасху празднуют, а Песах
И сало, злыдни, не едят!..
И он, представив трупов груды,
Судье «наивному» сказал
Спокойно: «Хыба ж воны люды?
Воны ж жыды!» – И ахнул зал.
Ему, конечно, отказали,
И он как будто вмиг исчез,
Но мнилось мне: стоит он в зале,
Нет, не с метлой наперевес!..
Гуманный закон
Закон, как бог, парит над залом,
И вот два ловких мужичка
Стоят пред добрым трибуналом,
Слегка кося под дурачка.
Они бандеровцы-убийцы,
Они – как братья-близнецы,
Их не чертами схожи лица,
А тем, что оба – подлецы.
И лишь с топориками схожи
Носы, но первый смотрит вверх,
А вниз другой торчит из рожи –
Так развернул их смертный грех.
Они притом Мыколы оба,
И у обоих низкий лоб,
Такой вот тип – друзья до гроба,
Да их не принял в страхе гроб.
Библиотекаршу-еврейку,
Отважно действуя втроём,
Не за копейку – за идейку
Они убили топором.
Тень, вся в крови, мелькнула в зале…
Судью я слышу сквозь туман:
– За что ж её вы убивали? –
«А то не мы, а то Иван!.
Йийи ж мы за рукы дэржалы,
А тилько вин дэржав топор».
– Какой Иван?! – тут враз сказали
Судья и бледный прокурор.
А те ответили дуэтом:
– Вин на о-ды-над-ця-то-му
Залышывсь таборi… – «Я это, –
Судья смешался, – не пойму…»
Тогда начальник их отряда
(Отряд – барака контингент),
У первого стоял он ряда,
Всё пояснил в один момент,
Почти что шёпотом, в почтенье
(Почтенью учат с детства нас!):
«Подельник их в лаготделенье
Номер одиннадцать сейчас».
– То далеко? – судья с вопросом. –
«Минут примерно двадцать пять
Езды…» Повёл полковник носом:
Что хочет прокурор сказать?
А прокурор на то поставлен,
Чтоб мудро обходить закон,
Он рассудил: «Ну, что ж, доставим
Его сюда, и станет он
Твердить, что за топор не брался,
И клясться памятью отцов,
И что с несчастной расправлялся
Один из этих молодцов,
А сам её с другим в то время
Всего лишь за руки держал!..
Неразрешимо тайны бремя…
Отпустим их – и весь финал!»
Тут пошепталась тройка тихо…
«Свободны!» – грянул приговор,
Два хитреца готовы лихо
Плясать, и счастлив прокурор.
Но вновь на миг в тени кровавой
Себя почуял мёртвым я.
Как государственною славой
Окутан ею был судья.
Мы вышли вон, тут Слава Рыбкин,
(Уже сошёлся с Лёвой он
Отнюдь не на «платформе» зыбкой,
Хоть тот марксист, а он «шпион»!)
Сказал нам: «В нехороших Штатах
Коль банда грабит магазин,
Не как у нас – при автоматах,
И сдуру вдруг убил один
Из них кого-нибудь, то судьи
По всем законам их земли
Всю банду за убийство судят,
Раз на грабёж все вместе шли.
А что у нас?.. Пойдём к курилке», –
Он произнёс, хоть не курил.
Антисоветские ухмылки
Он там, беседуя, творил.
-----
Продолжение – Глава двадцать третья. Рассказ Казака. http://stihi.ru/2009/11/16/409