Мне часто открывается одно и то же воспоминание.
Последняя встреча с моим отцом. Я никогда ее не забуду, хотя, как и многие моменты моей жизни хотел бы забыть…
Если бы это была тетрадь, или компьютерный файл. Чтобы вырвать или просто удалить – я не задумываясь сделал бы это. По одной причине – этот ролик свербит мое сердце и мой мозг…
Я стою в тамбуре поезда. Отец посадил меня на поезд до Северной Венеции…
До этого мы всегда расставались с улыбками и радостью, не сомневаясь, в новой встрече…
Мы любили друг друга с такой силой, что, казалось, вместе можем все. Мы и сделали вместе многое.
В очень тяжелые годы отец готов был ездить по всей стране, чтобы прокормить нас. Бесконечные перестроечные и денежные реформы начала 90-х годов поставили страну на грань нищеты, а людей в отчаянии бросали из крайности в крайность. Мой отец из первоклассного инженера – ведущего специалиста секретного Кб превратился в челночника, возя по России штаны спортивные, носки, и привозя домой то мед, то товары, которые дома можно было легко продать.
Когда мы с братом подросли и стали более нуждаться в воспитании, чем в более жирном куске мяса, он закончил «туры» по родине и бросил якорь дома. Хоть и не было работы на Кавказе, он решил остаться все-таки дома. В виду отсутствия иных рабочих мест, инженер-ракетчик, по началу ставший ГРАЖДАНСКИМ ЭЛЕКТРИКОМ, ПОТОМ ЗООТЕХНИКОМ, наконец, «переквалифицировался» (уже в который раз) из челночников в продавцы газет, по вечерам дрессирующего собак для элиты нашего городка. Заработка хоть и с натягом, но хватало на всех нас.
При это вечером он мог быть еще дома и следить за нашим образованием. Очень уж хотел он мне с братом лучшей доли и верил в наше непременное счастье.
Мы помогали, чем могли, хотя и бывали стыдные для меня теперь моменты слабости и лени, когда я, к примеру, проваливал уроки и получал двойки.
Отец воздействовал на нашу волю коллективно, чтобы никому не было обидно..
Так, в начале восьмого класса, когда началась химия-неорганика - предмет фундаментальный – я не смог нахрапом взять несколько уроков и получил двойки.
А отец нам поручил почистить туалетную яму. Конечно, это была грязная и вонючая, а потому и очень обидная для юношей миссия….
А слова отца «Если не будете учиться, всю жизнь будете выгребать чье-то говно….» запомнились.
Мы на пару с братом тянули на «5» все предметы, выигрывали олимпиады всех масштабов и школу закончили с медалями «За особые успехи в учении».
Медали дались нам большим трудом и усердием, а отцу и большими нервами.
Вопрос «Куда пойти учиться» особо не стоял.
Вадик остался дома, и поступил без взяток, слету, в университет в нашей столице, а я уехал в Северную Венецию и поступил учиться в Царское Село, в университет недалеко от Лицея.
Так вот…. О последней встрече…
К этому моменту я отучился первый курс в университете и мой брат Вадик с успехом сдал обе сессии первого года. Я приехал на недолгие 2-недельные каникулы домой, особенно короткие, так как случились после длиннющей практики… Было это летом, в конце августа.
До этого, во время зимней сессии, приехал ко мне в общежитие папа, и я, во время его присутствия, сдал все зачеты и экзамены почти все «автоматом» (досрочно). Он был безумно рад, как безмерно счастлив был и я, уехал домой со спокойным сердцем и счастливой улыбкой.
Сдав вторую сессию, я уже смог приехать летом домой.
Мы провели около 10 дней вместе – мама, Вадик, папа, я….
Единственное, что меня огорчало, это отношения родителей. В жизни не может быть все гладко и хорошо…. Я эту истину усвоил – она больно бъет и по сей день….
Время побывки быстро прошло. Отец проводил меня и посадил на поезд. Еще на перроне, задолго до объявления поезда, несмотря на радость от встречи и грусть от откровений отца (к тому времени они перестали жить с мамой и их отношения разладились в край) появилось некое гнетущее чувство….
Со временем я понял, что это было…. Тягостное предчувствие…. Глаза отца таили его, но скрыть от меня холодящее чувство последней встречи они не смогли….
Напряжение росло, мы силились не показать друг другу печаль фатальное понимание происходящего, но не смогли…
Только поезд тронулся и нас разделяли только двери тамбура, слезы хлынули из глаз – сначала моих, а потом и папа дал волю чувствам. Уже не было сил моих смотреть в его лицо – до боли родное, красное от сдержанного напряжения…. И эти глаза – самого близкого человека, которого я больше не увижу живым никогда. Это осознание жгло душу две последовавшие за этим недели. То самое время, когда мне пришлось вернуться домой и снова посмотреть в это лицо – но уже такое холодное, с синевой и печальной, еле заметной, улыбкой.
Когда я вспоминаю эту последнюю встречу и папино лицо, непременные слезы (когда сдержанные скупые, а когда и откровенные и долгие, как сейчас) слетают с глаз…
Они не способны искупить мое горе, и даже не ослабляют его сейчас, как не способны были что-то изменить или облегчить муку надорванного сердца тогда….
Еще больнее от прицепившегося воспоминания, без которого я себя уже и не мыслю…
Ночью, до дня расставания с отцом, было прощание с братом. Больше всего печально то, что лица Вадика я не увидел. Мы прощались в темноте ночи, у ворот и я различил только контур братского лица. Но от этого мне легче. Я верю в то, что он говорил мне последние слова при расставании с улыбкой. И он верил в новую встречу….
Когда-то мы действительно встретимся. И там его лицо будет мне улыбаться и показывать достопримечательности его персонального… Рая.
Я буду, видимо, староват для него – вечно молодого мальчика, который в 18 лет, не доехав до Нальчика, остался в моем сердце моим единственным и самым любимым, родным братом. Тем человеком, который молится за меня и маму и желает нам только добра….