Как трудно из норы
и теплой и уютной
вдруг выйти до поры
тропой смертельно трудной,
сгибаясь и молясь,
чтоб пронесло от плахи
и втаптывая в грязь
свои ночные страхи.
- Ну что, хоббит, слабо!
Тебе, наверно, трудно?
- Да нет, так ничего –
немного неуютно...
А черных крыльев мах
выстуживает силы
и холод на губах
от близости могилы,
туман гнилых болот
и ни какой надежды –
никто здесь не живет
и не пройдет, как прежде.
- Ну что, хоббит, - пришел,
тебе, наверно, страшно?
- Да нет, все хорошо,
а в остальном - не важно.
В лесу волшебных снов,
любуясь совершенством,
на ложе их цветов
испытывать блаженство
и проводить часы
в изысканных беседах,
и в капельках росы
лик Вечности изведать.
- Ну что, хоббит, пора!
А уходить не хочешь?
- Да это лишь игра,
а в жизни все короче.
И вот уж цель близка –
внизу пылает лава,
но Истина горька
и тяжко бремя славы.
Хоть не легко, рубя
мечем, сродниться с нею,
но победить себя
воистину труднее.
- Ну что, хоббит, пропал,
ты сделал все, что мог!
- Нет, просто я устал
от выжженных дорог.
Но окончанье есть
у всякого пути,
когда ты можешь сесть
и больше не идти,
и теплая нора
покажется тоской,
хотя еще вчера
манил тебя покой.
- Ну что, хоббит, - тоска,
душа твоя болит?
- Да нет, стучит в висках,
что я уж не хоббит...