Кровавые кровли кривеют над кровом,
Забытые записи зырятся зля...
И в чём-то приевшемся, клейком, неновом
Я вижу, как ход замедляет Земля.
Пространство просторно простит проституток,
Мелькающих мелочной мелью в мой мел;
А мне почему-то совсем не до шуток
О том, как неслышно талант отгремел!
Неужто неделями нежится нетто,
Настырно напор направляя на дно?!.
Вот очередное растоплено лето –
Моё одиночество снова одно.
Помойте, помилуйте и помогите
Бравирующему брехнёй бровачу!..
Хотя даже в этом скрипучем корыте
Я видеть из вас никого не хочу.
Потом не по тем потемнеет под потом
И зыбко изысканностью изнеймёт:
Я только сейчас просветлею полётом!
Мне – в эту – минуту поможет полёт!
Давненько довлеет дивящее дело –
При нём пресловутый притончик про крыл.
И я должен мучить уставшее тело
За то, что Бернулли свой принцип открыл.
Болит и болеет большая болванка,
Сужается студень, сулящий под суд;
Вот звуки, которыми трусит болтанка
Искромсанной жизни неотданных ссуд...
Как будто кометой колышет кому-то
Ухабы устроенных ульем ушей...
А где-то блестит занятая посуда,
И честный уют отражается в ней.
О! адреналиново аэродромом
Касаться катаясь кусочков косы!
Кровавые кровли кривеют над кровом –
Я только в начале своей полосы...
Тбилиси
8 июля 2009 года