АВВАКУМ
По проселочной дороге с песней залихватской
шли молодчики лихие, сотрясая землю!
Вдруг, откуда ни возьмись, с посвистом дурацким
появился лиходей и вот так заблеял:
"Эй, вы, нехристи, козлы, блин, в тигровых шкурах!
Выходи со мной сражаться!", и, рожон доставши,
молодцов так отъебошил - не узнать фигуры!
"Что ж ты сделал, протопоп?!" - с неба вдруг раздалось.
"Это ж русские князья, воеводы - что ж ты
натворил? Иль мной тебе плохо воздавалось
за твои заслуги, сын человечий, потный?!"
И заплакал протопоп, Бога услыхавши!
Коршуны в ветвях дерев напряглись, когтища
выставили. Лес шумел. Стало очень страшно.
Были молодцы и вдруг превратились в пищу!
"Да!" воскликнул протопоп, обернулся к Богу.
"Я убил, но не со зла! Просто мя достал,
Никон, - гадина, злодей, - перешел дорогу:
двоеперстье заменил и, вообще, создал,
кучу сложностей! В церквах черти что творится!
Я не выдердал - и вот мыкаюсь, как вор!
Стал лохматым, как медведь, ем коренья, мыться
разучился... Вот такой вышел коленкор!
Стал я нервным! всех подряд убиваю, режу!
Господи, я - экзорцист! Бог, я - экзорцист!"
Но в ответ ему подул только ветер свежий!
АввакУм вздохнул, пошел срезал с ветки лист,
в чаще спрятался и сел под сосну глухую
и, задрав свое шмотье, тихо крякнул - шмяк! -
ягодицами тряхнул, вытерся и пулей
ускакал словно тушкан, скрылся средь коряг!
ЦАРЕВИЧ ДМИТРИЙ
“Они в лесах его – вот крест! – оставили и ельник
на люльку бросили, что б зверь младенца не загрыз,
что б шмель какой или паук не покусал, - брательник
то государев был, не вру! И стая черных крыс
младенца окружила – волк боялся подступиться,
медведь слонялся, и кабан уж обнажил свой клык,
но ведьмы вышли, крыс прогнав, - в червях и струпьях лица –
и отнесли младенца в дом, где жил один старик.
У старика же был лишай, уже гноились уши,
а дом его стоял в земле, не виден – вот те крест!
Говаривали, будто он охоч до баб и души
сосет из тел по вечерам и путников всех ест!
Увидев ведьм, он закричал: “Вы принесли?” “А как же!”, -
Старухи засмеялись так, что черви поползли.
“Ну, хорошо! Несите в дом. За это вас намажу
вонючей мазью!” Ведьмы в пляс. Короче, унесли.
И дед секрецией своей опрыскал лес, что б звери
со следа сбились и, смеясь, за ведьмами пошел.
В котле его уже давно варился рыжий мерин.
Старик захлопнул дверь, потом достал большой мешок
и из него стал извлекать чертовские вещицы:
совиный клюв, глаза ужей, желудок соловья –
а ведьмы прыгали вокруг – развратные девицы –
а старый доставал - грибы и косточки шмеля.
Свалил все это в котелок и размешал бодягу,
разлил по колбам и на ведьм, как обещал, пролил!
А все бурлило – бульк да бульк! в лесу один бродяга
почуял запах и ослеп: сам виноват, дебил!
Кто ходят ночью по лесам? Бродяги и убийцы.
Поэтому негоже их оплакивать – так вот
они все мазались, и свет плясал по мерзким лицам,
старик им помогал втирать, похабник еще тот!
После того, как ведьм потер, велел им дать козявки,
они из пазух носовых на свет их извлекли,
вручили старцу, он их съел, потом рыгнул пиявкой,
конягу вынул из котла и в чарки хмель налил.
…Младенец это видел все – не спал, не ныл, а четко
запоминал, что перед ним творилось в хате той!
Шумела буря, ветер рвал деревья в чаще в клочья.
Вы ж знаете, что это был ребенок не простой
крестьянки, - сын царя! – теперь понятно вам, ребята,
что не могли его убить, он вырос, стал крутым,
из леса вышел и сказал: “За мной!”, и все опята
вдруг превратились в молодцов. Теперь царю – кранты!
Старик закончил и в орла вдруг взял и превратился.
“Шатун проклятый! Аспид! Черт! Прочь, колдовской урод!
Но старец улетел в окно и в небе растворился.
Он дело сделал: замутил историей народ.
МАЛЮТА СКУРАТОВ
Стуча клюкой, влача года, овчарка недобитая,
старуха черная пришла в мой дом и говорит:
"Я знаю - ты не тот, кто есть!" - упала и молитвами
запричитала, бровь одна как ленточка висит.
Потом очнулась:" Я ж тебя кормила в детстве грудью!
Ну, вспомни! Ведь от рук твоих погиб митрополит
по имени Филлип!" "Ты что!" взревел я и верблюжью
в нее швырнул костяшку - "Ты все лжешь, я - добрый тип!"
Луна струила свет на нас, а ведьма продолжала,
буркала хищные крутя: "Опомнись,милый мой,
ты был опричником, Иван тебя любил, я знала,
что отышу твой силуэт!" - и дико головой
старуха затрясла, экстаз пронзил ее фигуру.
"Да, что ты мелешь, сука-хрень, а ну пошла!.." и прут,
железный прут с крючком в нее засунул очень грубо,
а ведьма засмеялась и легко прошла сквозь прут.
"Ты видишь? Черт! Поверь же мне: Малюта ты, Скуратов!
Убийца женщин и детей! Насильник! Твой удел -
жить в яме с гадами, червей и жаб больших лохматых
глотать и быть со мной, сынок, себе подобных тел
касаться влажною клешней, сосать грибы-поганки
и языком хватать кротов и кроликов - давай!
сбирай свои манатки, сын, колючки и рогатки!
и по следам моим ползи...Оставь же свой сарай!"
"Как бы не так!" воскликнул я и прыгнул ей на шею,-
"Карга-вонючка! Ты - не мать, ты - древнее фуфло!
Ты думаешь, что я дурак? Но я тебе не верю!"
И ветер, ледяной как снег, расплющил вдруг стекло.
Завыли волки за стеной - в лесу густом, гуашном,
и что-то захрустело - вонь по полу расползлась,
и, лежа на полу уже, я трахнул деревяшкой
старуху и разбил флакон, а в нем - лежала мазь!
...И больше в памяти моей картинок не осталось.
Проснулся утром - никого, пустая конура -
ни матери, ни ведьмы, никого - одна усталость.
А в дверь стучат: "Скуратов! Эй! Вставай! Пора! Пора!"
лето 2006