Редактор_и_ум
(Короткая интернет-пьеса)
__________________________________________________
СЦЕНА ПЕРВАЯ
(На сцене Редактор: он сидит у стола, перед компом и, посвистывая, водит по столу мышкой.)
РЕДАКТОР.
Это сюда… а это – сюда… а это… Это вообще нужно выбросить, что за… я не знаю… Тут нужен восклицательный знак!
(Входит Автор с ноутбуком.)
АВТОР
(стучит по ноутбуку).
Тук-тук! Здравствуйте, господин Редактор!
РЕДАКТОР
(не поднимая головы).
А, это вы… Автор, что ли… где вас носило до сих пор? У нас номер горит.
АВТОР
(виновато).
Простите, я так спешил… я же только вчера получил от вас приглашение.
РЕДАКТОР
(не поднимая головы).
Замотались, совсем замотались с текстами вашими… хм… всеми авторскими! Огромная, огромная работа, это вам не в интернетике тиснуть. Размещайтесь, править будем быстро.
(Автор оглядывается, берёт стул, садится напротив Редактора, неуверенно пристраивает на коленях ноутбук.)
Побыстрее, побыстрее, что вы там возитесь.
АВТОР
(виновато).
Простите… я так волнуюсь… моя первая публикация! Пока единственная…
РЕДАКТОР
(не поднимая головы).
Единственная – и слава богу. Ну что, готовы наконец?
(Автор кивает.)
Ну, что у вас там за…
АВТОР
(скромно).
…пьеса. «Только свет в твоих ладонях». Я файлик присылал… Svet.doc.
РЕДАКТОР
(не поднимая головы).
Вижу, вижу этот ваш… свет. И что за название, простите? Ну кто пойдёт на пьесу с таким названием? Вы сами пошли бы?
(Автор смущённо пожимает плечами.)
Я лично – ни за что. Будем срочно менять: нужно что-нибудь короткое, хлёсткое. Вот – «Абсолютная тьма»!
АВТОР
(робко).
Но у меня свет!
РЕДАКТОР.
Хм… ну тогда… «Преодоление тьмы»!
АВТОР
(робко).
Но там нет никакой тьмы!
РЕДАКТОР.
И плохо, что нет. Если есть свет – должна быть и тьма. Обязательно. Два полюса: противостояние, конфликт, борьба. Читатель заведётся!
АВТОР
(робко).
У меня другой конфликт – камерный, внутренний. Герой борется с самим собой… до самого конца.
РЕДАКТОР.
Вот! Так и назовём: «Свет в конце».
(Автор морщится.)
Ну… или – «Перед концом света».
АВТОР.
Но свет не кончается!
РЕДАКТОР.
И зря. Тогда… «Свет конца».
АВТОР.
К-какого конца? Герой жив, он одерживает победу.
РЕДАКТОР
(с надеждой).
Над злом? Над тьмой?
АВТОР.
Над самим собой.
РЕДАКТОР
(скептически).
Хм… А другие персонажи чем у вас там занимаются? Все эти бесчисленные: (читает) Надежда, Вера… э-э-э… Любовь... Любовь, да.
АВТОР.
Они ему помогают.
РЕДАКТОР
(морщась).
Скучно. Должны противостоять, мешать, бороться, создавать конфликт, чтобы читатель завёлся. Ну, думайте быстрее: какое вы предложите название от себя?
АВТОР
(немного нервно).
Я?! Но я его уже предложил. И оно мне нравится. Я хочу непременно его оставить. Непременно.
РЕДАКТОР.
Ладно… оставим вам эту дамскую финтифлюшку. В конце концов, это ваша головная боль, сами разбирайтесь потом с режиссёрами. (Устало.) Давайте править пьесу.
АВТОР
(озабоченно).
Думаете, в ней что-то не так?
РЕДАКТОР.
Эх, авторы-авторы! Это вам не в интернетике тиснуть, тяп-ляп! У нас солидное издание, мы очень тщательно готовим текст к публикации.
(Всматривается в монитор.)
Так-так-так… Вот смотрите, уже в начале у вас: «Комната. За окном виден шпиль Петропавловской крепости. Белая ночь. Входит Надежда в халате…» Это же Питер!
АВТОР
(радостно кивая).
Да-да, это Питер.
РЕДАКТОР.
Так и надо же было написать «петербургская комната»!
АВТОР.
Но это и так ясно… из предлагаемых обстоятельств.
РЕДАКТОР
(строго).
Читатель не обязан ваши ребусы разгадывать. Если Питер – пишите ему внятно: «Питер».
АВТОР.
Хорошо. Пишу. (Поправляет в файле.) Хотя это совершенно не важно.
РЕДАКТОР.
В тексте всё важно!
(Поправляет в файле. Читает.)
Почему во второй сцене опять: «Входит Надежда в халате»?
АВТОР
(с недоумением).
Она входит в халате.
РЕДАКТОР.
Но она и в первой сцене уже входила в халате. Что с тех пор изменилось?
АВТОР.
Понимаете, сейчас начнётся сцена-воспоминание, а там Надежда будет в плаще и шляпе. Здесь важно подчеркнуть, что реальная Надежда всё в том же халате, а прежняя, из прошлого, из воспоминаний – та в совсем другой одежде. Чтобы читатель не запутался.
РЕДАКТОР.
Если вы постоянно будете трясти у него перед носом своими халатами, он скорее запутается. Пусть читает внимательно с самого начала. Ему было ясно сказано: «Надежда в халате». Это, как вы выразились, предлагаемые обстоятельства. И не нужно подбрасывать никаких шпаргалок. Вот если бы она переоделась, Надежда ваша… или причёску сменила – тогда другое дело. Выкидываем из текста лишний халат.
АВТОР.
Но…
РЕДАКТОР
(жёстко).
Выкидываем. (Вычёркивает. Читает.) «Входит Надежда… Надежда выходит... Входит Надежда… Надежда выходит... входит-выходит…входит-выходит…» Стоп!
(Читает.) «Я раньше жила на Поклонной горе…» Как это – на Поклонной?!
АВТОР (пожимая плечами).
Так.
РЕДАКТОР.
Что, в Питере тоже есть Поклонная гора?!
АВТОР.
Есть. А что значит – тоже?
РЕДАКТОР.
Измен`ите название топонима.
АВТОР.
Но почему?
РЕДАКТОР.
Читатель запутается. (Назидательно.) Каждый знает, что Поклонная гора находится в Москве, читатель сразу решит, что это у вас Москва.
АВТОР.
Но… вы же только что велели написать «петербургская комната». Я написал – вот. Как же он после этого запутается?
РЕДАКТОР.
Мало ли, что вы там в начале писали, читатель не обязан помнить все ваши чудачества. Он уже может забыть, где происходит действие, и решит, что в Москве. Измените название.
АВТОР.
Но… я уверен, Поклонная гора – название довольно распространённое. Если поглубже копнуть – такая гора много где отыщется. Неужели из-за этого…
РЕДАКТОР.
Тем более! Топоним должен быть уникальный, диктующий однозначное восприятие: Питер. А то у вас не то Москва, не то – не пойми что.
АВТОР.
Не… не понимаю. (Хватается за голову.) Послушайте, как-то это странно… Вы почему-то считаете, что читатель будет помнить про халат Надежды, потому что с самого начала обязательно должен читать внимательно. Как же он в этом случае забудет про Питер?
РЕДАКТОР.
Какие вы, авторы, все увёртливые! Все как один. Ничем не желаете поступиться!
(Сурово.) Не увиливайте, быстро меняйте топоним. У нас времени нет на ерунду, у нас номер под угрозой из-за ваших местечковых амбиций. Ну? Придумали?
АВТОР.
Ну… ну хорошо, пусть… пусть будут тогда Озерки. В принципе, это рядом там… такие чудесные маленькие озёра.
РЕДАКТОР.
Прекрасно! Озерки! (Поправляет.)
АВТОР
(с сомнением).
Но ведь и Озерки тоже могут быть не только в Питере…
РЕДАКТОР.
Это неважно. (Смотрит дальше.) Так-так-так… Стоп! Как понимать это высказывание?
(Читает.) «Надежда: Я родилась в 43-ем году в блокадном городе»?
АВТОР.
То есть как – как? Прямо понимать.
РЕДАКТОР.
Что значит – прямо? Она же у вас говорит… вот, раньше: «Началась война, мой отец ушёл на фронт.» Сколько же месяцев мать её вынашивала? Или она… хм.. была зачата на стороне?
АВТОР. Какая разница? Это всё за пределами сюжета и не имеет к нему прямого отношения. Если хотите, её отец возвращался с фронта. В отпуск, ненадолго, после ранения. А потом и Надежда родилась.
РЕДАКТОР.
С фронта? В блокадный город?! Вы в своём уме, Автор? Это невозможно.
АВТОР.
Очень даже возможно: это реальная история, из жизни одной моей родственницы. Это её нелёгкая судьба… И это чистая правда.
РЕДАКТОР.
Есть бытовая правда, а есть – сценическая, и не надо их тут путать. В пьесе такое не пройдёт. Надо это убрать.
АВТОР.
Как? Почему?! Прототип героини – реальная женщина. Эта пьеса и о ней тоже.
РЕДАКТОР.
Ну и зачем вам это в тексте? Про это эпатажное рождение?
АВТОР.
Зачем? Как – зачем? Просто штрих к женской судьбе… А зачем тогда остальное всё?
РЕДАКТОР
(про себя).
Хороший вопрос, постоянно его себе задаю. Действительно – зачем?
(Автору.) Не понимаю, ну что вы упёрлись? Убрать – и всё. Сами говорили, что это не имеет прямого отношения к сюжету.
АВТОР.
Обстоятельства её зачатия не имеют, да. Потому что это уже другая история, история родителей Надежды. А вот то, что она родилась в блокадном городе – это как раз часть её судьбы. Это, может быть, ей всю жизнь исковеркало…
РЕДАКТОР.
Советую убрать. И текст короче станет, и никто не придерётся.
АВТОР.
Убрать настоящее, подлинное? Почему? Кто посмеет придраться?
РЕДАКТОР.
Любой. Любой человек, знакомый с историей родной страны. Надо предлагать ему ту правду, что вписывается в эту историю, подтверждает её. Узнаваемую, считываемую правду, а не наоборот. Ну, если уж вам так свербит выжать из читателя слезу, не городите фантастики. Ну, напишите, что она сразу после блокады родилась, ваша Надежда, в разрушенном голодном городе, у истощённой матери. Тоже нелёгкая судьба, тоже драматично. (Зевая.) Тоже всплакнут.
АВТОР
(вставая).
Нет, не буду. Я не вижу в этом смысла… менять жизнь на подделку.
(Собирает вещи.)
РЕДАКТОР
(наблюдая за ним краем глаза).
Эх… как же вы несговорчивы… придётся мне пойти на риск… хм… и оставить эту неформатную правду на вашей совести. В конце концов, что я так переживаю? Автор вы – вам и отвечать перед читателями… и перед историей. Оставляем.
(Автор вновь садится.)
Но только при условии, что вы обязательно вставите в текст отца. Требуется историческая справка, как он в отпуск приезжал с фронта, чтобы эта Надежда ваша не с неба на читателя свалилась.
АВТОР.
Хорошо. Раз вы так настаиваете…
РЕДАКТОР.
Вы не мне делаете одолжение: это нужно вам. И ещё – читателям вашим.
АВТОР
(вздыхая).
Хорошо, я вставлю в текст отца. (Поправляет в файле.)
Хотя пьеса не о том… и это совершенно не важно.
РЕДАКТОР.
В пьесе всё важно! Вот смотрите, в четвёртой сцене у вас…
(Читает по ролям, слегка иронично.)
«Надежда: Я узнала об этом от моей сестры, она делала об этом записи в своей книге.
Лопухов: В какой книге?
Надежда: В чёрной, кожаной, которая сейчас хранится у меня…»
А дальше там… где, чёрт… (ищет в тексте) …вот, в десятой сцене!
(Читает по ролям, слегка напыщенно.)
«Вера: Смотри, в тайнике лежит тетрадь!
Любовь: Ой, как интересно! Это чей-то дневник, чьи-то старые записи. Давай прочтём?
Вера: Ах, нехорошо читать чужие дневники!»
(Пауза.)
АВТОР.
И что вам не нравится?
РЕДАКТОР.
Всё не нравится, всё! Одна книга, другая книга – голову сломаешь.
(Произносит, как приговор.) Читатель запутается.
АВТОР.
В пьесе всего одна книга. А другая – это уже тетрадь, дневник. Всего два разных предмета: один и один. Почему кто-то должен запутаться? У читателя что, полторы извилины? Это так просто: сначала книга, потом тетрадь. Книга – тетрадь. Книга – тетрадь.
(Редактор смотрит на Автора, как на идиота.)
Не понимаете? Смотрите: в начале Надежда читает Лопухову отрывки из книги. Она читает ему о своей жизни, и прошлое оживает. И в этом ожившем прошлом Вера и Любовь находят в тайнике тетрадь с чужими записками, тоже уводящими их в прошлое… Время, спрятанное внутри времени… это как матрёшка, понимаете?
(Редактор мрачно сопит.)
Прошлое никуда не девается. (Восхищённо.) Бесконечность времени, сквозящая в реальности…
РЕДАКТОР.
А в тексте ничего не должно сквозить! Текст должен быть сколочен крепко! И времени у нас именно конечность – у нас номер горит, а мы тут возимся.
(Пауза.)
Вот вы очень хорошо объясняете свой текст…
АВТОР.
Я же его сочинил…
РЕДАКТОР.
…а надо, чтобы читатель понял его без пояснений.
АВТОР.
Но… мне казалось, мой текст говорит сам за себя… Я не предполагал, что ещё что-то придётся объяснять …
РЕДАКТОР.
Придётся, потому что сложно и путано. (Жёстко.) Советую вам переделать пьесу. Быстро, сейчас.
АВТОР.
Что?!
РЕДАКТОР.
Что слышали. Надо упростить сюжет, придать ему блеск и элегантную законченность.
(Склоняется над клавиатурой, деловито щёлкает клавишами.)
Значит так: книгу в пьесе оставляем всего одну.
АВТОР
(в панике).
Но как? Не понимаю.
РЕДАКТОР.
Очень просто – одна книга на всех: сначала в ней делает записи эта… в халате… (щёлкает пальцами) Надежда ваша…
АВТОР.
Нет, не она. Её сестра!
РЕДАКТОР.
Ну, хорошо, хорошо… пусть сестра. А потом именно эту книгу находят в тайнике Вера и вторая, как её…
АВТОР
(упавшим голосом).
…Любовь.
РЕДАКТОР.
Любовь, да.
АВТОР
(хватаясь за голову).
Я не понимаю… как это возможно.
(Вскакивает, с ноутбуком в руках бегает по комнате, потом садится.)
Уффф…
(Себе.) Всё, я спокоен, спокоен.
(Редактору.) Надежда – она в настоящем. (Ёрзает на стуле.) Тут, понимаете? Где мы с вами. И книга эта, чёрная, у неё тоже в настоящем, сейчас. Понимаете?
(Редактор пренебрежительно пожимает плечами.)
Они читают эту книгу с Лопуховым – и прошлое оживает. Понимаете?
(Редактор нетерпеливо постукивает пальцами по столу.)
А в этом прошлом – Вера и Любовь. Они были раньше. Сейчас их нет.
(Редактор раздражённо постукивает пальцами по столу.)
Как же они могут найти в тайнике книгу, которая будет написана после них? В их будущем?
РЕДАКТОР
(невозмутимо).
Очень просто: пересел`ите их в настоящее. Какая вам разница? Пусть это будет сейчас. Локально, в одной и той же коммунальной квартире: Надежда прячет книгу в тайнике, а эти неугомонные Вера и…
АВТОР.
…Любовь…
РЕДАКТОР.
Любовь, да… Они её там находят. Ну, допустим, Надежды не было, она в магазин вышла, а они проникли в её комнату и…
АВТОР.
Зачем? Зачем им лезть в чужую комнату, зачем рыться в чужих вещах? Это же благородные женщины, тонкие, деликатные!
РЕДАКТОР.
Деликатные чужих дневников не читают!
АВТОР.
Ах, оставьте…
(Трёт виски, зажав ноутбук коленками. Беспомощно.)
Ну хорошо, ну, допустим на минуточку, что книга одна… Только допустим! И они её нашли, эту книгу. И что?
РЕДАКТОР.
Пусть и читают её в своё удовольствие.
АВТОР.
А Лопухов и Надежда?
РЕДАКТОР.
Что – Лопухов и Надежда?
АВТОР.
Они же тоже её читают в начале пьесы, эту самую книгу! С этого всё и начинается! Те её читают, эти её читают…
РЕДАКТОР
(с досадой).
Да, читальный зал какой-то получается… А пусть не читают. Дались вам эти книги! Пусть Лопухов и Надежда книг вообще не читают.
АВТОР
(страдальчески).
И что им тогда в пьесе делать?
РЕДАКТОР.
Ну… пусть у них будут лирические отношения… роман.
АВТОР.
Какой ро… роман?! Надежда – пенсионерка, почти старуха. А Лопухов – молодой человек!
РЕДАКТОР.
И где это вы видели, чтобы молодой человек читал книгу? У него что, интернета нет? Да ещё – читал вместе со старухой? Это, простите, просто извращение какое-то…
АВТОР.
Это не извращение – это коммуналка: соседи, жизнь, обычное дело. Лопухову одиноко, от него жена ушла.
РЕДАКТОР.
Вот! Вот! И прекрасно: жена ушла, впереди новая любовь. Зачем вам старуха? Омолодите свою Надежду… лет до 30. И пусть будет роман.
АВТОР.
А книга?
РЕДАКТОР.
Что – книга? Опять вы за своё. Тут уж не до книг – любовь. Кстати, и имя стоит поменять, на какую-нибудь Диану или Кристину, а то Надежда ваша нафталином попахивает. Теперь и имён-то таких нет.
АВТОР.
Есть. Со мной в классе учились три Надежды, у меня в родне целых две Надежды! У друга тоже недавно родилась Надежда. Наденька… (Торжествующе.) И так мою соседку по лестнице зовут – Надежда Михайловна.
РЕДАКТОР.
У вас одна постоянная проблема: вы путаете бытовую реальность со сценической. Мало ли, как наших соседок по лестницам зовут? Измените возраст, измените имя, измените всё.
АВТОР.
А прошлое?
РЕДАКТОР.
Прошлое останется в прошлом. Читателя интересует настоящее, ему современные пьесы нужны, актуальные, узнаваемые, считываемые.
АВТОР.
Нет. (Вскакивает.) Нет, нет и нет! Если не будет прошлого – к чёрту такое ваше настоящее! К чёрту! Я не об этом писал, я не об этом хотел с читателем разговаривать! Я не согласен, я… (Захлопывает ноутбук.)
РЕДАКТОР
(наблюдая за ним краем глаза).
Хм… Как я понимаю, мы достигли предела давления на творческую личность. И найти общий язык нам с вами уже не удастся…
АВТОР
(делая шаг к двери).
Нет!
(Делает ещё шаг.) Нет, нет и нет!
РЕДАКТОР.
Жаль. (Небольшая пауза. Вслед.) Значит, пустим в номер как есть… хотя… (Машет рукой.) Оставим это на вашей авторской совести.
АВТОР
(возвращаясь и неуверенно переминаясь возле стула).
Вы серьёзно?
РЕДАКТОР.
Разумеется, какие уж тут шутки – у нас номер горит. Эх, авторы-авторы, выкручиваете вы нам руки, пользуясь хм… предлагаемыми обстоятельствами… (Вздыхает.)
Давайте покончим с вашим текстом. Что там у вас в конце?
(Тычет пальцем в экран.) Вот это вот что?
АВТОР (садясь). Стихи.
РЕДАКТОР.
Стихи, вот именно! И зачем вам этот поэтический аппендикс?
АВТОР.
Это песня, её героиня поёт. Любовь, помните?
РЕДАКТОР.
А, Любовь! Да. И к чему здесь песня? Оставим в стороне литературные качества этих ваших так называемых стихов… Но стихи, в пьесе?! Это дурной тон. К чему вам эти скверно рифмованные костыли? Вы что как драматург с сюжетом справиться не в состоянии, раз прибегаете к этим, как их… хм… стихам?
АВТОР.
Но это песня. Я её сочинил, а потом из неё вся эта пьеса сразу родилась. (Доверительно.) Знаете, как бывает?
РЕДАКТОР
(сухо).
Нет, не знаю. (Брезгливо.) Стихи эти… надо их убрать.
АВТОР.
И что же тогда Любовь будет петь?
РЕДАКТОР.
Какая вам разница? Что постановщик скажет, то она потом и будет петь. Короче, заканчиваем пьесу, как полагается – по-взрослому, без лимонада и фантиков. Не надо песен…
(Вычёркивает стихи.)
АВТОР. Жалко…
РЕДАКТОР.
А нам, думаете, не жалко? Полстраницы гробить в драматургическом журнале ради жалких 16 строчек… хм… стихов. Это вам не в интернетике тиснуть, у нас формат, у нас тираж, у нас...
АВТОР.
Ну хорошо, я понимаю, конечно… я уберу.
(Вычёркивает.)
РЕДАКТОР.
Вот и прекрасно! Теперь ждите публикации.
АВТОР.
Буду ждать с нетерпением!
(Берёт ноутбук и неуверенно, оглядываясь, уходит.)
РЕДАКТОР
(нависая над клавиатурой, буднично).
Все вы так говорите...
СЦЕНА ВТОРАЯ
(Прошло полгода.
На сцене Автор.
Входит Редактор, молча вручает ему несколько журналов, пожимает руку и удаляется.
Автор с трепетом открывает журнал, листает.)
АВТОР
(взволнованно).
Вот она, пьеса моя «Только свет в твоих ладонях»… Моя первая публикация!
(Читает.)
«Московская комната на Поклонной горе. Из окна виден шпиль Петропавловской крепости. Абсолютная тьма. Входит Надежда в плаще и шляпе…» Ааааааа!
(Автор роняет журналы и рвёт на себе волосы.
Дует ветер, журналы рассыпаются на листки и разлетаются во все стороны.)
КОНЕЦ
Ольга Зверлина
Санкт-Петербург, 2009 г.
_________________________________________________
Более наглядная жж-версия:
http://zverlinum.livejournal.com/221944.html
______________________________________________________
• Разрешается копировать тексты только:
- при упоминании имени автора
- и обязательной ссылке на первоисточник. •
• В случае некоммерческих постановок
- убедительная просьба известить автора. •
• Любое коммерческое использование текстов
- только по договорённости с автором. •
E-mail для связи:
zverola(собака)mail.ru
______________________________________________________