значит, вот какой этот октябрь, в котором я ни о чем и обо всем,
видишь меня, я стою посреди дороги с каким-то вселенским злом
в кармане или руке - не важно; в трубку кому-то кричу "поговорим потом!",
и не улыбаюсь - в смысле - вообще не улыбаюсь.
я, по-моему, уже дня четыре реву ночами и устраиваю революцию -
это очень забавно, знаешь, при моей-то нынешней конституции,
я не выполняю не одной своей рефлекторной (читай "обязательной") функции,
но я стараюсь, правда же, очень стараюсь.
значит, вот какая она, эта любовь, в которой я ни тут и не там,
мы с ней играем в прятки чтоб не повадно было всяким глупцам
трогать ее руками, превращать в какой-то ненужный хлам -
я храню ее в сердце или, может быть даже, глубже сердца.
жаль, что я не вариант больше, ноль по модулю, со мной не ведутся счеты,
не обсуждаются вечера, прогулы, рифмы, точки, действия и полеты,
все моё заканчивается размышлениями о том, как поделить слова на ноты,
и о солнце - как бы подальше уйти от солнца.
значит, вот ты какая, осень - рыжая, с отпечатками пальцев как у меня,
шепчешь на ухо ветром что-то, узнаешь, как мои дела и к чему пришла,
а от чего ушла; смеешься надрывно, печалишь песнями мне глаза
и бьешь по окнам сигналами sos - каждую ночь ведь бьешь;
как тебе рассказать: я одна, у меня волчата маленькие грызут нутро,
я не пью, не курю, очень мало пишу и практически не хожу в кино,
у меня всегда раскалывается голова, никто не обнимает, я езжу в метро
и почти каждый вечер - представь - каждый вечер дождь.
сын твой, осень, октябрь который, заставляет меня худеть и ждать,
я теряю вслед за граммами - килограммы, я стараюсь себя убеждать
что это не-пойми-что пройдет и я перестану в ответ на всё молчать,
я устала, пойми, я невозможно, смертельно устала так.
значит вот ты какой, мой двадцатый октябрь, почти такой же как и в тот год;
мне сигналят машины, я похожа, ты не поверишь, на настоящий дзот,
на торфяной пожар, слегка угасший - ты бы меня взял да поберег,
но ты же мастак ломать ноги, что тут спорить, мастак.