* * *
Как в нелюбви что нелюди, что люди
сродни посуде с трещиной внутри,
так вне любви вольна картошка фри
кричать “умри”, пока вода в сосуде
в измене судит теплый фиш на блюде,
как плоть во блуде - юношей угри.
Всему - свое. Застолье - на все сто.
Там, где столу положено ломиться,
зияет пицца, залегает птица,
наружу выставляя естество;
вино не признает своей вины,
коль водке косят срока половину;
здесь херес не согласен на свинину,
а хрен у редьки требует войны,
оспаривая истинную сласть,
пока десерт, блестя медовым боком,
смиренно ждет означенного срока
на кухне, где слезами залилась
кухарка, искровив вишневым соком
застиранный подол, и ненароком
вдруг девичьему горю предалась.
Шеф-повар пьян с утра, а первый пом
в кладовке сводит счеты с экономкой
иль травит крыс: оттуда слышен ломкий
и тонкий писк. В бреду полуслепом
садовник прет на грабли, наступает
и мажет уж в который раз. Дитя,
в бессилии повиснув на заборе,
взывает к няне. Няня мнет белье
с дворецким в темной прачечной. А прачка,
имея на руках пять треф, следит
за гувернанткой, что за разговором
подмигивает кучеру, пока
тот трет ее колено под столом
и смотрит на возок в окне напротив,
где конюх, закатив глаза, в блевоте
храпит, а на груди его орлом,
оставив кур, петух уже давно
из трещины в зубах клюет одно
зерно. В саду в дремотной позолоте
хозяйка спит. На пяльцах тучный кот
зевает во весь рот.
Народ и скот -
все на работе. Барин на охоте.
Вот-вот придет.
http://vm.ru/tv/2015/07/02/vechernie-stihi-1-iyulya-290816.html