Не выкинуть себя
из собственной души,
как ни хотелось бы –
былое многотонно.
И тяжелеют лбы,
И, мысли теребя ,
губами шебуршим,
листаем монотонно
разорванный дневник:
дитя - любовь – старик…
Отрезать как послед
безудержную плоть
соленых сухожилий,
желаний волокно,
сизифов камень лет…
И странно говорить:
а помните - мы жили…
Как глупо повторять:
в тот день давным-давно…
Нам есть чего терять.
Мы жили впопыхах,
болели невозможным,
мы так неосторожно
носили свое я.
Роняли, били вдрызг,
как грузчики рояль
в неопытных руках,
испытывая страх
на прочность словом "смех".
А нынче выпал снег,
как стрептоцид на горло.
Замерзший черный город,
в котором мы живем,
упавшим воробьем
застуживает перья,
и мы уже не верим,
что сердце бьется в нем.
Какая дробь минут
нам прострелила кожу?
Изнанки больше нет,
и нестерпимо жмут
в подмышках рукава.
Душа опять права –
конечно невозможно
терпеть весь этот бред,
но все еще живут
зачем-то нищета
и голод монстра-тела –
бредет без рук без ног
и с голой головой
в замызганный вокзал.
И кто тебе сказал,
что есть на свете Бог
и город над Невой…