Светлой памяти дяди Вани Егорова
Дед грустит на лавочке,
курит самосад.
Пальцы по Тальяночке,
медленно скользят.
Старая гармоника, что то в даль поёт...
Дед прервав страдания, стопку водки пьёт.
Крякнув с удовольствием, огурцом хрустит,
снова из Тальночки грусть его звучит...
А, в глазах обида, теплота и боль,
на ресничках в капельках застывает соль.
Дом осев фасадом, смотрит в некуда,
время крутит плёнку, фильм один всегда.
Дед, тропинка, лужи, лопухи торчат,
в брошенном коровнике бурки не мычат.
Убегает в поле ЛЭП без проводов,
на простор и волю к шуму городов.
Пол деревни вымерло, как война прошла,
всё перекорёжила и в поля ушла.
Кое где скелеты тракторов стоят,
бывшие ударники ржавые молчат.
Битву проиграли, урожая нет...
из советской дали Вам от них привет.
А, в полях берёзки в человека рост,
стало поле русское, как сплошной погост.
Старый и не нужный, сплошняком зарос,
Бывшего колхозника мучает вопрос:
-"Для чего всё было, и зачем я жил,
воевал, работал, детвору нажил?"
Рёбрами стропила - рушатся дома,
в окнах бесприютом в паутине тьма.
А, была ль деревня, жил ли здесь народ,
лебеда с полынь хорошо растёт.
Будите в деревне, можно попросить,
не забудьте с дедом просто покурить.
Может быть расскажет, как он воевал
на своей Тальяночке для бойцов играл.
Про спасённый город, город Будапешт,
что теперь он старый нет уже надежд.
Как вернулся воин и построил дом,
грустные истории будут на потом...
Просто посидите рядом с стариком,
хоть старик вам этот "вовсе незнаком."
Он вам на Тальяночке сбацает фокстрот,
дед сидит на лавочке всё чего то ждёт.
Курит самокрутку, думает, молчит...
и его Тальяночка вместе с ним грустит.
А, в глазах открытых доброта и боль,
на щеках тропинками отложилась соль.
Будете в деревне,
можно попросить?
Не забудьте с дедом,
просто покурить...