Сколь вязка ни была голубеющая мазь, приправленная разнообразными
ароматными отдушками, сколь ни сквозил рентген причудливое нутро его,
как ни лечили, — без толку: вконец, весь мир поразился спокойному
взгляду его глаз, через который вся жизнь-то казалась несущественной,
а не то, что какая-нибудь болезнь.
И когда дуло обреза случайного грабителя уставилось ему прямо
в солнечно-радужное сплетение, ни тени беспокойства не пробежало в его
мыслях, потому что со вчерашней газеты, втоптанной прохожими
в щебень асфальта, смотрело с фотографии его собственное лицо в черной рамке,
над его собственным
некрологом.