Серая невеличка выскакивает из часов,
не раскрывая рта, сообщает оттенок цвета,
откладывает два ноля, откусывает кусок
от суток и запивает бесцветной водой куплета.
Тонкая волосина оканчивается востриём:
выпадает и с силой вонзается в глинозём,
прорастает травою, колючей стернёй, быльём,
покрываясь росою, туманом, думою о своём,
северной мыслью гоня за волной волну,
вдоль склона и тени сбегающую по холму,
будто кошку лаская от головы к хвосту,
отгоняет, мурлыча, естественную тоску
убывания, смены времён, имён,
тишины, погружённой в слепой комариный сон,
облаков, проплывающих мимо тугой дугой,
поговорки, оказывающейся под рукой:
всё течёт далеко, далеко-далеко на юг,
тень укорачивается к полудню и как-то вдруг
начитает расти до пяти-шести
и уже помещается целиком в горсти,
будто шерсти линялой клок или травы пук,
чтоб на закате невидимо выпасть из рук,
покатиться куриным яичком до краешка по столу
посмотреть, как лучинка превращается в пепел-золу,
оборачивается серой мышкой, проевшей сквозняк в углу,
утащившей в нору колосок, волосок, глазок -
посмотреть в темноте то, чего на свету не мог,
в паутинный простенок, в подпол, к корешкам травы
и кореньям былинной землистой шепчущейся молвы,
на ветру текущей в полуночный лунный штиль,
вспоминать и видеть во сне всю земную быль,
находиться повсюду и тоненько сеять пыль.