Мы жили с тобой, если помнишь, почти по соседству –
Как в фильме, венчающем каждый ушедший год,
Из города в город пленительным юным бегством
Казался твоих возвращений бескрайний черед,
А улица та же – за тысячи километров,
На ней стоит дом с дверьми для тебя нараспашку,
Куда ни шатни тебя непредсказуемым ветром,
Одно неизменно – там ждали тебя, упряжку
В дорогу обратно готовя тебе непременно,
Но где-то на заднем дворе и в далеких мыслях,
Не признаваемых, а в голос твердя надменно,
Что только сюда ты отныне и будешь причислен.
Ты помнишь, конечно. Ты помнишь о нас так много,
Что города вдруг сближались усилием воли,
Ты выдыхал свое «помнишь?» еще на пороге,
А вслед за ним словно с бабушкиной антресоли,
Точно бездонной, но трепетно ей хранимой,
Не знавшей сторонних, и – упаси Бог – пыли,
Сыпались наши картинки и мощным Гольфстримом
Напрочь сносили преграды, проклятые мили,
Словно нимфетка наматывая их на пальчик,
Миру бесстрашно крутя у виска рукой,
Глядя вокруг с сознанием, что мир-обманщик
Бросит любую затею, увидев ее такой:
Хрупкой настолько, что страшно смотреть подолгу,
Столь безрассудной, что думать о ней страшней,
Неуловимой, вонзающейся иголкой
В отблеск оставленных в прошлом безумных страстей.
Ты теперь дальше – и можно играть с котенком
Монохромным клубком из широт, что пестрят между нами,
Но заклеена карта прочным китайским шелком,
Многослойной мозаикой – словами, касаниями, снами, –
Географию сбросив со счета, избыток пространства
Превратили в площадку, в бесхитростную игру.
Ты так близок всегда, что дерзкой судьбы хулиганство –
Только повод для смеха на расстеленном шелке к утру.