Мои ботинки развалились под визг зеленых шин.
Я утонул в Каспийском море, не доплыв до маяка.
Мне приходилось, просыпаясь вспоминать, что я один,
И что мой акваланг ушел за двести баксов с молотка.
Я падал долго. Я падал вниз.
Я волновался так, что выпил твой любимый антифриз.
Я падал долго в кромешной тьме.
Я так спешил к тебе, детка, я так спешил к тебе.
В моей пижаме завелись три эму и четыре пса,
Они надменно обсуждали поразительные сны.
Я был спокоен, потому что различал их голоса.
Я верил в то, что мы способны покемарить до весны.
Я ухо прислонил к земле, услышав странный баритон,
Вещание не прекратилось даже через двадцать лет.
Твоим портретом на стене я был нечаянно сражен,
И чей-то голос в тишине рассказывал о мире мне.
В отхожем месте на заправке я пил колу и портвейн,
Надел на голову панаму – симптом спасенья от жары.
Бармен рассказывал о том, как сильно любит он людей,
Как сильно любит он ****ей, что знают правила игры.
Что он не прочь уехать, но куда не знает, пятый год.
Что он мечтал умчаться в Вегас, а потом хотел в Москву.
Что он эксперт по суахили, и имеет тайный грот,
Где развлекаются вакханки перед выездом в тюрьму.
Я подарю тебе семь роз, надену свой последний фрак,
Я постучу к тебе в окно и прикоснусь к твоим устам.
Вчера я был твоим любимым, а сегодня злейший враг.
Но ты ведь знаешь, у любви найдутся роли и врагам.