Где-то далеко за тридевять земель
Ныне позабытое стояло царство,
Где сундуки ломились от богатства,
Где просили нищие на паперти церквей;
Где подавали выдержки столетней
Вино в беседке светлой у реки,
Где свечи огарок жгли последний,
Теснясь в домишке ветхом, бедняки;
Где от яств дубовые столы ломились,
Наевшись графы поправляли парики,
Где, доедая хлеб последний, старики,
О завтрашнем дне думая, крестились;
Где платья белым жемчугом сверкали,
Где слежение за модой - тяжкий труд,
Где многие зимой от холода страдали,
А после находили околевший труп.
Там жил король. Его святое дело
Было порядок в царствие хранить,
Суровые приказы головы рубить
Он раздавал на право и налево.
На допросе перед ним терялся
И тот, кто прав, и тот, что виноват,
Всегда суровым был монарха взгляд,
Лишь над шутом своим смеялся.
Тот шут мог рассмешить любого -
Иронией пропитан был насквозь:
И башмаки размера чересчур большого,
Да из каблука торчащий ржавый гвоздь.
Он преданность свою монарху доказал,
Чин королевского шута был уготован.
Талант смешить Всевышним был дарован,
Не думал Бог, что так беднягу наказал.
Солнце только в небе показалось,
Но уж стало скучно королю,
Шуту к нему явиться полагалось,
Начать игру веселую свою.
Он шел на смерть, того не зная,
Он и не заметил, как не то сказал.
Над королем смеялся целый зал -
То провиденья была шутка злая.
В зале очень тихо стало скоро.
Король ни слова не сказал.
Он лишь рукой махнул сурово -
Приказ казнить тотчас шута отдал.
Солнце близилось к закату,
К королю шута в оковах подвели.
"Чего ты хочешь, говори,
Пред тем, как осуществить расплату"
"Хочу веселья!" Улыбнулся.
"Так получи его!" Веселый гик.
Он шутил. Топор взметнулся.
Народ смеялся. Шут погиб.