Мне приснилось... луна в ярко-жёлтой фуражке швейцара
Оплывала на стёклах большим золотым галуном,
Пара грустных пингвинов готовила крем для загара,
Полупьяной чечёткой отщелкивал ритм метроном,
Новогодней гирляндой свисая по стенам зеркальным,
Умирали на нитках беспомощные мотыльки,
Люди в рубище рваном блестели улыбкою сальной
И в летучих мышей по-ковбойски стреляли навскид.
Два слепых близнеца управляли повозкою конной,
И рулетки колёса сливались угрюмым "зеро",
Я поставил на кон против сломанной старой иконы
Пару дамских перчаток и шляпу с павлиньим пером,
Сквозь шеренги семейных трусов и купальников стильных,
Кто-то шёл по воде в бутафорском терновом венце,
Превращая убитых мышей треугольные мятые крылья,
В хлопья чёрного снега не тающего на лице.
Но прозрачность воды,словно кровью окрасившись алой,
Напоила тревогой далёкого грома раскат,
Я вбежал в одиночество гулкого мрачного зала
И увидел постыло-пустые глаза своего двойника.
Запах склепа сменил аромат земляничной поляны,
Под ногами хрустели забытые мной голоса,
И меня кто-то вёл за собой лабиринтом стеклянным,
И за спинами нашими серый туман нависал.
Свет свечи отражался на стенах мерцанием тусклым,
И чем дальше я шёл на пределе измотанных сил,
У меня возникало забытое странное чувство,
То что этим путём я когда-то уже проходил.
Коридоры тянулись как кадры унылого фильма,
В темноте разветвляясь на множество мелких дорог,
И уже не одеть компромисса перчаток стерильных,
И единственно правильный нужно найти поворот.
Вместе с кожей сорвав глупой гордости лживую маску,
Огонёк путеводный злорадным вопросом возник:
Никого не учил и не жил никогда по подсказке...
Почему же тогда впереди меня шёл проводник?
Как не станет кирпичик прозренья законченным домом,
Так не сможет от страсти бесполый сгореть херувим...
Если ты не привык в этой жизни быть кем-то ведомым,
То ты будешь идти,доверяясь инстинктам своим.
Я окликнул его,уходя в развороте позёрском,
И в последний момент разглядел в тусклом свете свечи,
Как по бледному лбу под терновым венцом бутафорским,
Тонкой струйкою кровь мне прощеньем алела в ночи.
Я бежал наугад, спотыкался и падал неловко,
И уже солнца луч бил по векам подобно хлысту,
Там смеялся июль, и вовсю торговали морковкой...
Я рванулся туда...и внезапно упал в пустоту...
Одеяло свалилось, дав доступ дыханью и свету,
Липкий ужас паденья,сорвавшись,ушёл в никуда,
Я привстал на локте,дотянулся и взял сигарету,
За окном был ноябрь и хлестала по стёклам вода.
На стене два пингвина на глупом рекламном плакате
Предлагали какой-то лежалый заморский товар,
А на столике слева,чуть скрыты рубашкою смятой,
Образок и колода заигранных покерных карт.
Заиграла пластинка, и звуки грустящей гитары,
Помогли позабыться коротким предутренним сном...
На холодном неоновом небе фуражка щвейцара
Оплывала на город большим золотым галуном.