Лети, улыбка, небесами надо мной,
и музыкой небесной, детский смех, сквози!
Не виноват в бреду своём больной,
в усталости от жизни
виноват ли
подъявший груз озвучиванья жизни - не одной
и - в разных временах,
и - в не одной отчизне...
Пою рождение на тризне,
над ржавчиной, засохшей в давнем,
но былом
моём -
моей, когда-то юной крови -
о любови...
Сквожу строкой в завещанный
мне милыми
для чувств и мыслей -
вольный окоём.
В процессе говорения
стихотворением,
вдруг - над увядшей -
свежей становлюсь листвой,
над серым небом -
синевой,
над бездной -
над обещанной всем нам могилой -
воскресной высью.
Убывают силы
того, что быть должно:
свет ясный
борется с реально
силу набирающей
усталостью моей -
конца физического мглой...
Опровергающий её строкой
сквозной,
несущей истово
мой детский свет,
не преданный в аиде взрослых лет,
я для предателей наитий,
данных всем с рожденья -
бредящий больной...
Но выбора иного
у поэта нет
и над ужасною по сути
подоплёкою
существования земного -
я повторяю снова,
снова:
лети улыбка, небесами надо мной
и музыкой небесной детский смех, сквози,
мне надоевшее, играй в других -
моей былою новизной,
что будет говорить, мной втиснутая в стих,
с эпохой и страною
не одной -
не предаёт его не предающих -
слово.