Круг четвёртый

Иван Самохин
МЕЖДУНАРОДНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ БИЗНЕСА И УПРАВЛЕНИЯ

ИНСТИТУТ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ


 
РЕФЕРАТ
НА ТЕМУ:

«ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ РУССКОГО ЯЗЫКОВОГО ПУРИЗМА               
НА ПРИМЕРЕ ВИДНЫХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ»      
         


Научный руководитель:
доктор филологических наук, профессор Мишкуров Э. Н.


Исполнитель:
студент 2 курса дневного отделения Самохин И. С.


Москва, 2004


ПЛАН

1) Введение (с. 1)
2) Пуризм М. В. Ломоносова (с. 2)
3) Пуризм Н. М. Карамзина (с. 5)
4) Пуризм А. С. Шишкова (с. 5)
5) Пуризм А. С. Пушкина (с. 7)
6) Пуризм В. И. Даля (с. 9)
7) Пуризм В. И. Ленина (с. 10)
8) Пуризм А. М. Горького (с. 11)
9) Заключение (с. 12)



ВВЕДЕНИЕ

Языковой пуризм (франц. purisme, от лат. purus – чистый) –  стремление очистить язык от иноязычных слов и выражений, от разного рода новообразований, неприятие в литературной речи лексических и грамматических элементов, идущих от территориальных и социальных диалектов, просторечия, профессионального употребления и т.д.
Положительные стороны пуризма состоят в заботе о развитии самобытной национальной культуры, в обращении к богатствам родного языка, к его смысловым и словообразовательным ресурсам.
Отрицательные стороны пуризма заключаются в его антиисторичности и субъективности, в непонимании поступательного развития языка, в ретроспективности (когда признаётся то, что уже закрепилось в языке, и отрицаются новые факты), а иногда и в прямом консервативизме (когда проповедуется отказ от освоенных языком заимствований, предполагается замена их новообразованиями из исконных морфем).
Пуризм характерен для времени становления национальных литературных языков, он проявляется также в периоды важных общественных событий (подъём демократического движения, революции, войны и т.п.) и связанных с ними значительных сдвигов в организации языка, когда он быстро и наглядно реформируется, вбирая в себя много заимствований, неологизмов и иных новообразований, перестраивая стилистические соотношения составляющих элементов.
В России почвой для формирования пуристической идеологии стала лингвистическая ситуация, сложившаяся в XVIII веке в результате прорубания Петром I «окна в Европу», вызвавшего наплыв иностранных заимствований.

ПУРИЗМ М.В. ЛОМОНОСОВА

Лингвистическая деятельность М. В. Ломоносова приходится на 20е – 50е годы XVIII века. Ломоносова можно назвать разумным пуристом. При разработке терминологии он держался следующих точно выраженных научных положений:
«а) чужестранные слова научные и термины надо переводить на русский язык;
  б) оставлять непереведёнными слова лишь в случае невозможности подыскать вполне равнозначное русское слово или когда иностранное слово получило всеобщее распространение;
   в) в этом случае придавать иностранному слову форму, наиболее сродную русскому языку».

При введении новых терминов Ломоносов прежде всего использовал исконное богатство общенародного словарного фонда русского языка, придавая словам, их сочетаниям, до него употреблявшихся в обиходном бытовом значении, новые, точные, терминологические значения. Таковы, например, термины воздушный насос, законы движения, преломление лучей, магнитная стрелка, опыт, явление, кислота и т.д.
Ломоносов в разработанной им терминологической системе оставил и ряд терминов из числа ранее заимствованных русским языком иностранных слов, однако подчинил их русскому языку в отношении произношения и грамматической формы. Например: горизонтальный, вертикальный, минус, плюс, пропорция, радиус, атмосфера, микроскоп, сферический и т.д.
Деятельность Михайло Васильевича по упорядочению терминологии была направлена в сторону ограничения количества иностранных заимствований, заполнивших собою литературный язык в начале XVIII века. Вместо излишних заимствований Ломоносов нередко вводил в круг наименований отвлечённых понятий и терминологии неологизмы, слова, созданные им самим, но образованные от основ, исконно употреблявшихся как в русском, так и в других славянских языках. Например, до Ломоносова в нашем языке не было слова «окружность», но хорошо было известно слово «круг», от которого оно образовано; были глаголы «кружить», «окружить». В результате созданный учёным термин вытеснил из русского словоупотребления варваризм «циркумференция», пришедший к нам из латинского через немецкий.
Избегая иноязчных заимствований, Ломоносов в то же время стремился сблизить язык русской науки с западноевропейскими научными терминологиями, с одной стороны, используя интернациональную лексику, а с другой – образуя новые слова по типу соответствующих иноязычных терминов.
Стилистическая система русского литературного языка в его целом для середины XVIII века была также разработана Ломоносовым. Ещё в молодости он выступал против многократно использованных в стихах Тредиаковского устарелых и обветшалых церковнославянизмов в морфологии и лексике, против иноязычных заимствований, против устарелого просторечия, как, например, утре вместо общерусского завтра.
В «Письме о правилах российского стихотворства» (1739 г.) Ломоносов углубляет и развивает свою мысль о том, что русский литературный язык должен развиваться «соответственно его национальному складу, но не в отрыве от общечеловеческой культуры». Основные положения, высказанные в данном труде, следующие:

1) Того, что весьма несвойственно русскому языку, из других языков не вносить.
2) Необходимо углублять «собственное и природное»;
3) Следует «из других языков неугодного не ввести, а хорошего не оставить». Слово «оставить» в данном случае имеет значение «оставить без внимания, обойти».

Таким образом, Ломоносов отстаивает «рассудительное употребление» «чисто российского языка», однако не отказывается от тех богатств речевого выражения, которые были накоплены за многие века в церковнославянском языке.

Наиболее отчётливо и полно идеи Ломоносова, составляющие суть его стилистической теории, которую обычно называют «теорией трёх стилей», изложены и обоснованы в «Рассуждении (предисловии) о пользе книг церьковных в Российском языке» (1757 г.). Начинает своё «Рассуждение…» Ломоносов оценкой роли и значения церковнославянского языка для развития русского литературного языка в прошлом. Но вместе с тем, Ломоносов рассматривает церковнославянский язык как один из тормозов, замедляющих дальнейший прогресс, и потому справедливо ратует за стилистическое упорядочение речевого использования восходящих к этому языку слов и выражений.
По Ломоносову, «высота» и «низость» литературного слога находятся в прямой зависимости от его связи с системой церковнославянского языка, элементы которого, сохранившие ещё свою живую производительность, замыкаются в пределах «высокого слога». К каждому из «трёх штилей» («высокий, средний и низкий») Михаил Васильевич прикрепляет строго определённые виды и роды литературы. «Высоким штилем» следует писать оды, героические поэмы, торжественные речи о «важных материях». «Средний штиль» рекомендуется к употреблению во всех театральных сочинениях, «в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия», в сатирах, эклогах, элегиях, дружеских письмах, в исторической и научной прозе. «Низкий штиль» предназначен для сочинения комедий, увеселительных эпиграмм, шуточных песен и т.п.
В «Рассуждении…» Ломоносов отмечает 5 стилистических пластов слов, возможных, с его точки зрения, в русском литературном языке. Первый пласт лексики – церковнославянизмы, «весьма обветшалые» и «неупотребительные» (обаваю, рясны, овогда, свене и т.д.). Эти слова «выключаются» из употребления в русском литературном языке. Второй пласт – церковнокнижные слова, «кои хотя обще употребляются мало «…», однако всем грамотным людям вразумительны, например: отверзаю, господень, насаждаю, взываю». Третий пласт – общеславянские слова (бог, слава, рука, ныне, почитаю и т.д.). К четвёртому разряду относятся слова разговорного русского языка (говорю, ручей, который, пока, лишь и т.д.). Наконец, пятый пласт образуют слова просторечные, диалектизмы и вульгаризмы, называемые Ломоносовым «презренными словами», «которых ни в котором штиле употребить не пристойно, как только в подлых комедиях».
Основой высокого штиля должны стать, по мнению учёного, слова второго и третьего рода.
Средний штиль должен состоять «из речений больше в российском языке употребительных, куда можно принять и некоторые речения словенские, в высоком штиле употребительные, однако с великой осторожностью, чтобы слог не казался надутым. Равным образом употребить в нём можно низкие слова, однако, остерегаться, чтобы не спуститься в подлость».
Низкий штиль образуется преимущественно из слов четвёртого разряда. Их Ломоносов рекомендует «смешивать со средними». Он считал также, что в произведения низкого штиля можно при необходимости вставлять элементы пятого пласта. Тем самым давалась возможность проникновению просторечной лексики в язык литературных произведений низкого стиля, чем нередко пользовался и сам Ломоносов, и другие писатели XVIII века, разрабатывавшие эти жанры литературы. Однако само разделение литературного языка на стили, возведение между ними довольно прочных лингвистических «плотин», является проявлением пуризма.
      
ПУРИЗМ Н. М. КАРАМЗИНА

Пуристическая идеология нашла отражение в деятельности автора теории «нового слога» Н. М. Карамзина. Он решительно выступал против внесения в русский язык просторечия и народной идиоматики, хотя вовсе и не отказывался от черт народности в языке, особенно от народно-поэтических его элементов. Вводимая в литературный язык народная речь должна была соответствовать идиллическим представлениям дворян о «добрых поселянах». Нормы стилистической оценки определялись для «нового слога» бытовым и идейным назначением предмета, его положением в системе других предметов, «высотою» или «низостью» внушаемой этим предметом идеи. «То, что не сообщает нам дурной идеи, не есть низко, – заявлял Карамзин. Широко известно письмо Карамзина к Дмитриеву: «Один мужик говорит пичужечка и парень: первое приятно, второе отвратительно. При первом слове воображаю себе летний день, зелёное деревце на цветущем лугу, птичье гнездо, порхающую малиновку или пеночку и спокойного селянина, который с тихим удовольствием смотрит на природу и говорит: «Вот гнездо, вот пичужечка!» При втором слове является моим мыслям дебелый мужик, который чешется неблагопристойным образом или утирает рукавом мокрые усы свои, говоря: «Ай, парень, что за квас!» Надобно признаться, что тут нет ничего интересного для души нашей…»

ПУРИЗМ А. С. ШИШКОВА

Отношение Карамзина к заимствованию иноязычных слов было совершенно не пуристическим. При разработке системы «нового слога», созданной в противовес ломоносовской теории «трёх штилей», он ориентировался на нормы французского языка, стремясь уподобить русский литературный язык французскому. Карамзин ввёл моду вносить в текст русских литературных произведений отдельные слова или целые фразы на иностранном языке в нетранслитерированной форме. Так, в его «Письмах русского путешественника» читаем: «Маленькие деревеньки вдали составили… приятный вид. Qu’il c’est beau le pays ci! твердили мы с итальянцем»; «Толстый часовой… закричал мне: Wer sind Sie? – «Кто вы?»» Однако чаще Карамзин калькирует французские слова и выражения, в результате чего под его пером появляются такие слова, как: промышленность (фр. industrie), развитие (фр. developpement), усовершенствовать ( фр. parfaire) и пр.
В первые два десятилетия XIX века вокруг «нового слога»  разгорелась ожесточённая общественная борьба. В этой общественной атмосфере основным противником Карамзина и его языковой реформы выступил А. С. Шишков, моряк, дослужившийся до адмиральского чина и на досуге занимавшийся литературой. В 1811 году, будучи президентом Российской Академии, он организовал для распространения своих идей и объединения литературных единомышленников «Беседу любителей русского слова». Вокруг Шишкова группируются защитники классицизма, противники новых направлений в литературе. Это были в большинстве своём реакционные и малоодарённые графоманы.
Шишков, отстаивая жизненность теории «трёх штилей» Ломоносова, ратовал за стилистическую дифференцированность литературного языка. Стремление карамзинистов писать все произведения одним и тем же слогом расценивалось как литературное якобинство, сопоставлялось с революционными устремлениями сделать всех людей равными. При этом Шишков выдвигал довод стилистического богатства, отличающего русский язык от французского, благодаря исконной связи русского языка с церковнославянским. Шишков выступал за соответствие стилистических средств контексту. Он писал: «Нельзя сказать в разговоре: «Гряди, Суворов, надежда наша, победи врагов!» – или употребить такие слова, как: звездоподобный, златовласый, быстроокий». С другой стороны, «весьма бы смешно было в похвальном слове какому-нибудь полководцу вместо: «Герой! Вселенная дивится тебе! – сказать: «Ваше превосходительство! Вселенная вам удивляется!»» Также Шишков был против сочетания в одном контексте слов «высоких» и «низких». Он говорит, что если выражаться: «Несомый быстрыми конями рыцарь внезапу низвергся с колесницы», то это один слог; а если закончить эту фразу словами: «и расквасил себе рожу», то это будет уже совершенно другой.
С большой яростью Шишков нападал на усвоенные русским языком галлицизмы, лексические, семантические и синтаксические, а также на новообразования типа кальки, усматривая во всём этом огромный вред для русского языка. Пуризм Шишкова был последовательным и бескомпромиссным. Он рекомендовал искать нужные для выражения мыслей слова в церковнославянских книгах, если же там слово отсутствует – создавать его из церковнославянских корней. Например, он призывал называть фортепиано «тихогромом», калоши – «мокроступами», биллиард – «шарокатом». Поэтому из лагеря арзамасцев (члены литературного общества «Арзамас», образованного в противовес шишковской «Беседе» в 1814 г.) исходили всякого рода пародии на шишковские приёмы словоупотребления: вместо фразы с рядом иностранных слов – «Франт идёт из цирка в театр по бульвару в калошах» – давался такой её перевод в стиле Шишкова: «Хорошилище грядёт по гульбищу из ристалища на позорище в мокроступах».
В книге «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» Шишков приводит выписки из сочинений сторонников Карамзина, в которых показывает, что многие их фразеологические новообразования отличаются искусственностью, претензиями на изящество, однако в логическом и стилистическом отношениях явно неудачны. Выписывая такого рода перифразы и другие метафорические обороты, Шишков старался дать им переводы в компрометирующих целях. Характерно, что при переводах он пользовался преимущественно средствами общенародного русского языка, а не высокими славянскими словами и выражениями. Например: «бледная геката отражает тусклые отсветки» – «луна светит»; «свирепая старица разрисовала стёкла» – «окна заиндевели» и т.д.               
Позднее лингвистическая концепция Шишкова получила глубокую критическую оценку В. Г. Белинского, который вынес окончательный приговор его деятельности.

ПУРИЗМ А. С. ПУШКИНА

В 20е – 30е годы XIX века огромный вклад в развитие русского пуризма внёс А. С. Пушкин. При творческой необходимости Александр Сергеевич употреблял в одном контексте крайне разнородные речевые средства: общенародные, разговорно-бытовые, церковнославянизмы, архаизмы, иноязычные слова, просторечия и т.д. Однако, разделяя взгляды декабристов и решительно выступая против низкопоклонства перед всем иностранным, Пушкин старался предельно ограничить употребление жизненно не оправданных заимствований  жаргонного характера и даже сократить использование иностранных слов, которые входили во всеобщее употребление. Судя по тексту романа «Евгений Онегин», поэт отказывается описывать некоторые детали костюма Онегина, мотивируя это тем, что его слог не должен пестреть иноплемёнными словами:

В последнем вкусе туалетом
Заняв ваш любопытный взгляд,
Я мог бы пред учёным светом
Здесь описать его наряд;
Конечно б это было смело,
Описывать моё же дело:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов на русском нет;
А вижу я, винюсь пред вами,
Что уж и так мой бедный слог
Пестреть гораздо меньше б мог
Иноплемёнными словами,
Хоть и заглядывал я встарь
В Академический Словарь.

Есть много свидетельств, подтверждающих отрицательное отношение Пушкина к галломанствующим современникам. Поэт явно неодобрительно отозвался о тех из них, которые старались говорить не по-русски, а по-французски.
Проблему заимствований в русский язык иностранных слов Пушкин решает следующим образом: он одобряет только те заимствования, которые не стесняют свободу развития родного языка. Но поэт был лишён ограниченности шишковцев: он не выступал против тех заимствований, которые обогащают язык, вносят в него новые и жизненно необходимые речевые средства. Например, в «Евгении Онегине» Пушкин указывает, что слово vulgar, которого он не может перевести, «новое, модное» и что оно годилось бы для эпиграммы.   
В области синтаксиса Пушкин одобряет и культивирует типичный для русского языка порядок слов в предложении, ориентируясь на такую схему: определение, затем подлежащее, после которого идёт сказуемое, а далее следует обстоятельство или дополнение. Эта схема обычно нарушается в тех случаях, когда поясняется чужая прямая речь: сказал он, ответила она (глагол на первом месте), а также в фольклорных произведениях, в которых глагол-сказуемое может употребляться перед подлежащим.
Громадное влияние пуристических воззрений Пушкина на структуру русского литературного языка связано, в первую очередь, с их умелым использованием в творческой практике поэта.    

ПУРИЗМ В. И. ДАЛЯ

Видным пуристом 2-ой трети XIX века был выдающийся русский лексиколог В. И. Даль. Даль предлагал замещать варваризмы русскими национальными соответствиями разной стилистической окраски. Например, вместо слова кокетничать он призывал выбрать «любое слово, смотря по оттенкам, из десятка: заискивать, угодничать, любезничать, прельщать, умильничать, жеманничать, миловзорить, миловидничать, рисоваться, красоваться, хорошиться, казотиться, пичужить; сверх всего этого говорят: нравить кого, желать нравиться». Даль, в сущности, выступает против такого принципа передачи западноевропейских выражений, согласно которому русские их заместители должны содержать в себе тот же пучок значений и те же стилистические нюансы, что и иностранные оригиналы. По Далю, проблема перевода сводится к тому, чтобы подыскать национально-русские, преимущественно простонародные выражения, «клички», не смущаясь их экспрессивной или стилистической разнородностью с «чужим речением», и, «приняв, обусловить выражение, и оно будет именно то». Вот иллюстрации этого метода из словаря Даля: акушер – родовспомогатель, родовспомогательный врач, родопомощник; повивальщик, бабич, приемник; консерватор – боронитель, сохранитель, охранитель, охранник; реальный – дельный, деловой, прикладной, опытный, насущный, житейский. «Заимка, хутор, лучше, нежели употребительное у нас ферма; марево лучше миража; а путевик лучше маршрута; поличие, подобень, по крайне мере, нисколько не хуже портрета…»
Даль полагал, что если в русском языке недостаёт какого-либо синонима иностранному заимствованию, его можно составить из исконных морфем. Так, Владимиром Ивановичем были придуманы следующие «высокородные» аналоги вероломных «чужесловов»: соглас (гармония), живуля (автомат), ловкосилье (гимнастика), пособка (помощь, подмога), пичужить (любезничать)  и некоторые другие. Из тактических соображений Даль не стремился показать себя автором этих слов, и потому в словаре они заняли место рядом с обычными словами русской речи.
Даль не только предпринимал попытку создавать новые слова – он упорствовал, настаивая на закреплении неупотребительных значений за некоторыми словами. С этими значениями он и ввёл их в свой словарь. Так, ему казалось, что современный книжный язык неправильно пользуется словами обыденный и обиходный, обознаться и опознаться. К слову обыденный в «Толковом словаре» даются синонимы: суточный, однодневный, хотя литературный язык употреблял это слово в значении: обыкновенный, повседневный, заурядный.
Даль считает, что «надобно подобрать и обусловить русские слова, надобно привыкнуть к русскому складу». Поэтому он ограничивает церковнокнижные категории словообразования, иронизируя над упорным желанием «ломать все отвлечённые существительные в окончание на –ость и –вость». Ср. предлагаемые Далем замены: вместо мертвенность – мертвизна; вместо предохранительный – охранный; вместо собственность – собь; вместо кругозор – овидь, озор и т.д.
Простонародный язык принимался Далем не во всей полноте его «природных» элементов и экспрессивных форм, но с отбором и «чисткой», хотя иногда в увлечении лексиколог заявлял: «Народные слова могут прямо переноситься в письменный язык, никогда не оскорбляя его грубою противу самого себя ошибкою… они оскорбят разве только изрусевшее ухо чопорного слушателя».

ПУРИЗМ В. И. ЛЕНИНА

Взгляды В. И. Даля повлияли на лингвистические воззрения В. И. Ленина, однако последний подошёл к проблеме очистки родного языка более разумно.
В статье «Об очистке русского языка» (1919 г., напечатана в 1924 г.) Ленин сразу же указывает на нежелательность употребления иностранных слов «без надобности», когда данные слова без ущерба для смысла и стиля могут быть вполне заменены русскими. «К чему говорить «дефекты», когда можно сказать недочёты или недостатки или пробелы?». С другой стороны, Ленин признавал, что бывает речевая ситуация, когда без слова дефект не обойтись, например, в специальном техническом употреблении: в «дефектной ведомости» перечисляются не недочёты, не недостатки или пробелы, а именно дефекты машин, требующих ремонта; и тут, разумеется, это слово незаменимо.
Другое стилистическое требование Ленина относится к правильному по смыслу и по форме употреблению иностранного слова, раз уж оно используется в речи. В качестве отрицательного примера приводится ошибочное употребление глагола будировать в смысле «возбуждать, тормошить, будить». Действительно, названный глагол образован от французского bouder, что значит «сердиться, дуться». В одном из спортивных отчётов было сказано, что наша футбольная команда в игре с зарубежными футболистами «проявила стоицизм». Владимир Ильич указывает на то, что в данном случае следовало употребить слово стойкость. Ленин тем самым предостерегает против нередко встречающейся речевой ошибки, основанной на так называемой ложной этимологии, то есть переосмыслением слова, проистекающем из случайной ассоциации в звучании малоизвестного (не обязательно иностранного) слова со словом, хорошо знакомым и ранее освоенным в речи.   
Ленина раздражало злоупотребление неологизмами советской эпохи. Так, слово совнархоз он признавал «уродливым словом», выражал неудовольствие по поводу таких аббревиатур, как нэпман, шкраб и т.п.

ПУРИЗМ А. М. ГОРЬКОГО

Большая роль в развитии русского пуризма в 20х – 30х годах XX века принадлежит А. М. Горькому.
Во время дискуссии о языке Горький остро поставил вопрос о роли диалектизмов в литературном языке. Твёрдо придерживаясь мнения, что писатель «должен писать по-русски, а не по-вятски, не по-балохонски», он энергично выступил против привлечения в русский язык всякого словесного «хлама», ссылаясь при этом на опыт русских классиков, которые не увлекались «местными речениями»
и фонетически искажёнными словами. Засорение литературного языка, по мнению Горького, происходило и от употребления иностранных слов без надобности. Алексей Максимович сурово критиковал литераторов за обилие в их произведениях иностранных слов. Например, одному из начинающих писателей Горький замечал: «Поражает обилие иностранных слов, соединяемых Вами удивительно смешно и провинциально, например: «шедевр классического аристократизма», «пунктуальность в исполнении формальностей этикета» и т.д».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Пуристические воззрения имели место и во 2-ой половине XX века. Однако за этот период теория данной идеологии не претерпела существенных изменений. Умеренные пуристы, которых было подавляющее большинство, в основном, повторяли идеи Ленина. Пуристы реакционные придерживались взглядов Шишкова и Даля. Видимо, застой в развитии пуристической идеологии был связан с тем, что русский литературный язык в своих основных чертах сложился ещё в 1-ой половине XIX столетия и за последнее время особенно не изменился ни в словарном составе, ни в грамматической структуре. Также можно предположить, что многие учёные просто не высказывали своей концепции пуризма, отличной от концепции Ленина, боясь обвинений в инакомыслии.
В начале XXI века впервые за много десятилетий была отдана щедрая дань лингвистическим взглядам А. С. Шишкова. На рассмотрение в Государственной Думе РФ был вынесен проект закона об очистке русского языка от иноязычных заимствований. Призыва к составлению синонимов из исконных морфем, к счастью, не последовало, однако было предложено исключить из литературного языка все иностранные слова: от позднейших американизмов до элементов латинского и древнегреческого языков. Проект не прошёл уже в первом чтении.  Показательно, что текст несостоявшегося закона более чем на 20% состоял из заимствований.      



                БИБЛИОГРАФИЯ

1) Бабкин А. М. – Вступительная статья к 
                «Толковому словарю живого великорусского
                языка» В. И. Даля (Государственное издательство
                иностранных и национальных словарей. Москва,
                1955). 
2) Виноградов В. В. – «Очерки по истории развития русского литературного языка XVII – XIX веков». – Изд. «Высшая школа». –  Москва, 1982.
3) Ефимов А. И. – «История русского литературного языка». – Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства Просвещения РСФСР.  –  Москва, 1957.
4) Калинин А. В. – «Лексика русского языка». – Издательство Московского университета. – Москва, 1971.
5) Кедайтене Е. И. – «История русского литературного языка». – Издательство Российского университета дружбы народов. – Москва, 1994.
6) Мещерский Н. А. – «История русского литературного языка». – Издательство Ленинградского университета. – Ленинград, 1981.
7) Реформатский А. А. – «Введение в языковедение». – Изд. «Просвещение». -  Москва, 1967.
8) Филин Ф. П. (главный редактор) – «Русский язык. Энциклопедия». – Изд. «Советская энциклопедия». – Москва, 1979.