Когда Господь явил Себя,
От сна пришло мне пробуждение,
Иисуса в сердце принял я,
А с Ним и в вечности спасение.
Господь мой - милостив и благ,
Лишь в Нём одном благословение,
Сам по себе я нищ и наг,
В уме лишь к смерти помышления.
Мой философский склад ума
Влачил меня к познаньям тайным.
Как только день сменяла тьма,
На звёзды я глядел печально,
И с другом долго говоря
О вечности и смысле жизни,
К началу снова приходя
Блуждали, рассуждая о харизме.
Был некто, кто твердил во мне
Что Бога нет и всё от взрыва...
Как долго я бродил во тьме,
Глотая лжи отраву дыма.
Вот вечер... тот о ком мы выше,
Упомянули невзначай,
Присутствовал при разговоре двух
Друзей, что за беседой пили чай.
Их диалог привычен тем,
Кто в нищите житейских тем,
Провёл на кухне два на два,
Концы с концом сводя едва.
«Как мне всё это надоело." -
Печально вторил друг младшой.
Как больно ныло и болело,
Скрипя в сердцах большой нуждой.
"Ну почему так мир жесток?,-
Вдыхая дым наш друг глаголил.-
- И почему я не пророк?
Тогда б я жизнь себе устроил...»
Тот что постарше отвечал:
«Бывали дни, когда удача,
Мне улыбалась в тридцать два,
Дом Периньон, бассейн, дача,
Но потрудились мы сперва...
Тогда мне было двадцать два...»
«Трудились...вы? Как?! Не иначе?
А что вы делали сперва?»
Старшой причмокнув лаконично,
Вновь продолжал тянуть слова:
«Ты знаешь, друг мой, методично,
Тогда мы кражей занялись.
Сперва трясли мы погреба;
Ну а потом за склад взялись;
В подвале стену продолбили
И помню долго выносили,
Аппаратуру и меха...»
Младшой закашлялся слегка:
«Да ведь всё это незаконно!
К чему так жизнью рисковать?»
«Ну ты ведь хочешь шиковать?»
«Хочу... конечно... но ведь это...»
«Да! Знаю, это для мужчин,
Которых не пугает вето,
О смертной казни приговора
Дорога эта ведь, для вора...»
"Свершилось...", - молвил сатана.
Ещё одна. Душа,
Зачавши грех — родит для зла.
Метели снежной хоровод,
Печально красит небосвод.
Казалось, где же там просвет,
Ну а его всё нет, и нет...
По пять, шагая друг за другом,
ЗК идут колючку плесть.
Идёт шатаясь в лепне худом,
Наш друг, скорбей не перечесть.
Как чётки дни перебирая,
Воспоминаний череда,
На жизнь прошлую взирая,
Нога к ноге ведёт едва.
Вот бригадир... его пора,
Блистать над призрачным отребьем,
Являя суть гордыни зла,
Вращать быстрей системы звенья.
«Скорей работайте подонки!
Есть план, а времени в обрез!»
В тот день лишился селезёнки,
Егор, что на рожон полез.
Без гроба, в грязных простынях,
Досрочно... получила сына мать.
Кто смог тогда её понять?
Кто мог тогда печаль унять?
Минуты скорби... Кто опишет?
Нам никогда их не понять...
Подушку мокрую от слёз,
В бараке спящем, полон грёз,
Тот что моложе обнимал,
И письмецо в руке сжимал.
Письмо то было для Егора,
Но не успел... его прочесть,
Он защищая жизнь вора,
Поставил выше Бога честь.
«Сынок! Любимый! Умоляю!»,-
В слезах писала ему мать,
Христа взывавшая принять.
Года прошли. Наш друг шагает,
Уже бодрее и смелей,
И он совсем ещё не знает,
Что приготовил Царь царей,
Ему... которого купил,
Ценою Сына Своего,
Голгофской жертвой искупил,
Омыл, очистил и простил,
Дар вечной жизни подарил.