Ева живёт полугодиями.
С октября по февраль одевается вечно не по погоде.
Аккурат к двадцать восьмому театрально, с надрывом, она умирает.
Ей не вновь. Ей знакомо.
Еве где-то от семи до тридцати, ростом что-то вроде метра пятидесяти пяти, каблуки и очки - обязательный атрибут.
Еву только "мальчиком-с-пальчик" все и зовут.
Ева ходит со стрижкой типа "гаврош", хотя, если честно, чёрт её разберёшь, где "гаврош", где "хавронья" на сельский манер...
Каблуки не спасают.
Коллеги с ногами до неба ей не в пример.
Ева скромна и застенчива, вечно с сутулой спиной, Еве все радости жизни даются нехилой ценой, потом и кровью.
Ева из тех, кто корпит до восьми-девяти, зазиппованный офисный перегной.
Ева снимает однушку где-то в районе Фили.
Ева меняет последние евро - с летней поездки в Египет - вновь на рубли.
Плачет, пытается Бога молить, мол, мне, непутёвой-то ты подсоби, ну пожалуйста, мол, помоги...
Ева не замужем. Ева без лучших подруг.
Ева сама загнала себя в рамки и ограничила круг.
Некогда был у неё самый заклятый Друг, думалось, мальчик-наркотик, самый чистейший drug, оказалось, что называется, "и не друг, и не враг, а так..."
Ева считает дни до начала каждого нового месяца.
Ева меняет прокладки, воет от боли, ей упивается.
Ближе к двадцатым Еве хочется взять и повеситься - вроде бы запросто так, чтобы замертво...
Ева знает, что просто слова.
Просто болит голова. Пройдёт.
Не бери, Ева, в голову, бери в рот - легче вытаскивать.
Думать много не надо, Ева, думать, знаешь, опасно: можно нагреться, перегореть.
Ева, не думай впредь.
Ева качается взад и вперёд.
Ходит по комнате.
Входит в прострацию.
Еву теперь ничего не проймёт.
... Он по ночам снится Еве. Еву наутро тошнит.
Ева хворает, Еву порядком знобит, сердце болит и плавится мозг:
- Что за чёрт, как он мог?..
Ева берёт себя в руки, а в зубы берёт удила.
Ева идёт на работу, работает рьяно (я бы, пожалуй, так не смогла)...
А в перекурах между делами Ева ревёт и жалеет, что не родила.
Еве снится аборт.
Каждый месяц.
Двадцать восьмого числа.