Я виноват лишь в том, что перестал
стараться вылезти из кожи,
взбираясь на высокий пьедестал,
откуда строили мне рожи.
Я виноват, когда открыл глаза
и выбрал поровней дорогу,
когда увидел, что никак нельзя
отдать всё кесарево Богу.
Я виноват, что клятву не давал,
питая не свою надежду,
что волноваться сильно перестал
как волновался сдуру прежде.
Я виноват, что не предугадал:
желание свободы - ложно
и после двух решений я не стал
считать, что третие возможно.
Я поменял бы «я» на «мы», но вдруг
дошло, что это – рано
пока, с потерей выгоды, испуг
сильней, чем от глубокой раны.
16.