Историю пишут художники

Лина Томчи

Пути в живопись бывают разные. Иногда через Академию художеств. Малевать там
научат каждого. А бывает живопись живёт в сердце до определённого момента.
А однажды, взяв в руки кисть, понимаешь, что без неё тебе уже не жить.
Так было и с ним, Александром Александровичем Афанасьевым.
Его юность пришлась на тридцатые годы прошлого столетия. Все мальчики тогда почему-то мечтали стать лётчиками. Это было ново и красиво. Только Шура Афанасьев тайком от друзей бегал в бывший Воронежский дворец, ставший  позже дворцом пионеров. В нём находилась почему-то  судоремонтная  лаборатория.
Отсюда из окон видна была военная гавань и такие же корабли, как на столах лаборатории, только настоящие. После окончания десятого класса он решил поступить в военно-морскую спец-школу. Он был высокого  роста,  красивый парень.
Война 41 года перечеркнула все его планы.
Ранение под Новороссийском. Вынужденная демобилизация.
Будучи зачисленным в списки абитуриентов  Одесского института  инженеров морского флота, он перевёлся  в Высшую мореходку. Она давала больше шансов на  дальние плавания. А он мечтал увидеть города и страны. По распределению получил назначение в Мурманск. Плавал на ледоколах  «Лена» и  «Обь».
В 1954 году он получил предложение стать начальником порта Диксон. Тогда не спрашивали, хочешь или нет. И для видимости уговаривали, открывая  преимущества, среди которых  был и персональный вездеход, на котором он впоследствии провалился под лёд. Будучи за рулём вездехода, он возил с собой  ватманские листы бумаги и в каждую свободную минуту рисовал. Покрывались виски сединой, планшет пополнялся рисунками   морской  тематики.
Скучать не приходилось. Через Диксон отправлялись Полярные станции «Северный
Полюс». Там  базировались  подводные лодки, велись и «военные игры» с Америкой.
Изменение семейной жизни заставило вернуться в Одессу. Прийдя служить в Антарктику,
он открыл в себе талант живописца. Рисовал много. После морской тематики пришли украинские мотивы. Его уже нет среди нас несколько лет, а квартира его превращена в настоящий музей. Очень много резьбы по дереву, тонкой, изящной, безукоризненной по вкусу. Среди его работ есть много посвящений Одессе, её порта, церковные сюжеты.
Его работы воспроизводят многие одесские достопримечательности такими, какими они были раньше. И городской театр был другим, и городская биржа, нынешняя Дума, была
ажурной колоннадой, за которой  искрился  фонтан.
Реконструкция Одессы в акварелях – это особый жанр. Здесь замысловато переплетаются меж собой история, градостроительная наука и живопись. Завершён цикл Храмы Одессы,
среди которых некоторые уже не существуют.
Он мечтал об издании альбома  акварелей. Он был настоящим Одесситом, которым мог бы гордиться город. Но работы его хранятся  от глаз людских, лёжа в коробах .
И нет даже памятной таблички на воротах дома, где он прожил большую половину своей жизни.
Я много лет дружила с ним и с его женой. Это была очень гостеприимная семья.
А он был величайшим  трудоголиком. Он никогда не ныл, хотя был очень больным человеком, без обеих ног выше колен. Плюс сахарный диабет. Плюс слабое зрение, с которым он работал, вставая в семь утра и до сгущения темноты.
В летнее время все, кто проходил по улице  Петра Великого 18 ( ныне Дворянской),
могли увидеть его работающим с резцом, сидящего у окна в инвалидной коляске.
Он любил людей. Всегда находился в окружении их. Посещал всевозможные
мероприятия. Рядом всегда была верная  супруга, его спутница жизни-  мастер художественной вышивки Зоя Валентиновна Панфилова в прошлом - врач стоматолог, мастер спорта, вледеющая в совершенстве немецким языком. Впереди себя, куда бы они не шли, она, как Геракл, толкала инвалидную коляску.
Ей 84 года, но и сегодня она со своим  неугомонным характером придёт по первому зову
на помощь зовущего. И на рынок-привоз съездит,  хлеб и лекарство купит, хотя только совсем недавно похоронила свою дочь. Эта женщина достойна примера и написания целой повести.