Одиночество превращалось в песок,
который тёк из-по век, просыпаясь вокруг,
как буд-то время, раздавленное тисками висков,
цинично сооружало себе песочные часы.
День развивался флагом отчаяния,
но флаг не может быть принадлежностью одного,
и, убитый абсурдом,
рухнул день на него,
придушив его.
На гвозде утренней звезды качалось чёрное знамя,
одиночество, прикованное к нему взглядом,
обрисовало в воздухе его тело -
тягостный космический плод
с лучом,
захлестнувшим шею.
"Нет!" -
крикнул он одиночеству.
"Нет!
Ты покоришься мне!
Ты будешь лизать мне ноги,
чтобы вырасти хотя б до моих коленей,
ты будешь льстить молчанию, что бы оно вернуло тебя в мой слух,
ты будешь обшаривать мои взгляды,
чтобы проверить: можешь ли вскарабкаться по ним во мне;
но я тебя убью,
я тебя убью,
я убью тебя!"
Он скомандовал звёздам:
"Опуститесь!"
Он сказал морю:"Придвинься!"
Он сказал ветру:"Утишься!"
Травам он приказал:
"Растите, чтобы понять меня".
И все покорились ему,
подчиняясь его силе,
признавая его хозяином,
только одиночество проскрежетало сквозь зубы свой песчаный смех.
Но он с отвращением выплюнул этот жёлтый смех.
Перевод Р. Казаковой.