Трагично моё дарование, оно - как древние кары.
Какой грех предка я должна искупать лаврами?
Всё, к чему ни притронусь, превращается в слова,
Как в мифе о царе Мидасе.
Я почти ощущаю себя им, умершим от проклятия,
Превращать в золото всё, к чему прикоснётся рука,
Умершим от голода, потому что хлеб, затвердевший в золото,
Он не мог больше есть, и также не мог грызть золотые слитки воды.
Я не могу смотреть в небо - оно покрывается тучами слов,
Как откусить от яблока, сжатого в разноцветные краски?
Даже любовь, когда я к ней притрагиваюсь, становиться фразой.
Горе мне, горе той, что наказана хвалой.
Горе мне, горе, деревья не осыпают на землю листву,
Осенью падают лишь слова, старые и жёлтые.
Я люблю высокие горы, но качаются горы
Под тяжестью соединившихся парами звуков.
Я хотела бы собрать воедино все слова,
Поджечь их, освободить от них мир,
Но скорчилось бы тело мира, подобно
Прекрасному сказачного принцу, одетому в свинцовую шкуру.
Заодно со словами сгорел бы и мир, приклеенный
К внутренней стороне слова, как в альбоме...
Или я не могу, или вообще невозможно отделить
Мир от мира моих теперешних слов?
Перевод Р. Казаковой