В горящей тишине чужих, ненужных слов,
Растлив огонь песком нездешних междометий.
Я шел по берегам на еле слышный зов
Далеких городов и ангельских соцветий.
Перебирая в такт забытую печаль,
Сошел на ноль и в ночь укрылся с головою,
Был снег – как будто кровь, и в сердце – снова сталь,
Затем, что никогда я не сольюсь с толпою.
Уставшим огоньком среди чужих светил,
Не ведающих жизнь обратного начала,
Пронзающих бокал, с которого я пил,
Мерцающим лучом блестящего опала.
Рассвет умножил страх незваного тепла,
Готового войти в дымящую столицу.
И если уж спешить – до пятого угла,
Чтобы растаять в снах, не жаждущих присниться.
Я знал, что пустота шла по моих следах,
Готовая к прыжку в туманное забвенье.
И соль твоих шагов отбилась в вечерах,
Как своевольный штрих в утопии спасенья.
Борьба за потолок, как символ не - вражды,
Как утонувший писк морозного простора.
Глядела пустота сквозь пелену беды,
И раздирала ткань шального разговора.
Расхристанных ночей так сладок дикий мед,
И мне не победить, хоть сотни лет проспорю.
Она сказала мне, что все наоборот
Случится, если вдруг ветра подуют с моря.
Тогда она войдет в мои больные сны,
Разрушив цвет и вкус, оставив ложь стремлений.
И станут все стихи и песни неважны
В игривом полусне вчерашних впечатлений.
И в сумраке надежд, вопящих о тиши,
О солнечном дожде, о вездесущей были,
Мы продали любовь за сущие гроши,
Уставшие от грез, от тех, что вены вскрыли.//
И пусть тебе в аду гореть до дня остывшей сути,
Разрушив суету вещей, расцветшей в лоскуты.
Ты станешь ближе, чем любовь, в хитросплетенье жути,
Которая пронзит ростки, сошедшие на ты.
Затворник, ставший костяком стихающего века,
Где горечь вспыхнет тетивой на луке перифраз.
В четыре шага – пустота – капель – луна – аптека.
Абсурд, глумящийся над сном, что взрос не в этот раз.
На утро неприступность звезд проснется немотою,
Рассветным бредом, серебром оглохших новостей.
И в зареве чужих побед похмельною верстою,
Чтобы чужим открыть свой дом, но не пустить гостей.
Растрата нежности страшна, но непреодолима,
Она врывается меж строк неоновым огнем.
И я борюсь, и я стремлюсь – но снова, снова мимо,
А пустота взрывает блеск сиюминутным льдом.
Растрата умножает плен чарующего неба,
Стирает тени городов, утопших во вчера.
И в тех морях, где никогда не буду (то же – не был?)
Опять начнется не моя, желанная игра.
Лишь зависть тем, кто не один в земной ночи проснулся.
А мне звонят, но наперед я знаю, что не те.
Растерянность поет о том, кто снова не вернулся,
Прошедши по магнитной и невидимой черте.
Иди один, пускай вокруг лишь белый дым клубится,
Пускай стремления растут в водовороте грез.
И не ищи напрасных фраз, перебирая лица
Перешагнувших твою тень, не восприняв всерьез.
Круша перегородки рыб, забывших равновесье,
Я стану тем, кто покорит отверженность страстей.
И что с того, что не смогу допрыгнуть до небес я,
Мне множит непреложность слов объятие вестей.
И в створе неба – тот же свет слепящего сомненья,
Воспринимающего мир, как отблеск пустоты,
Пусть так, промокшего насквозь спасают даже тени,
Когда сгорают корабли и рушатся мосты.