Аномалия – Лиго без дождя – Привидение – Урожай знаний – Возвращение Гулливера – Жаркий день в Токио – Любовь к лампочкам – Снегопад – Последствия информированности – Фонтаны должны работать круглосуточно – В тени и с травинкой в зубах – Бессонница – Темное, как апрель, пиво – Человек, который не видел «Пиратов Карибского моря» – Мороженое Кафки – В городском парке – История с фальшивой купюрой – Голуби – Засада – Смерть Мелисинды
===========================================================
АНОМАЛИЯ
М. не помнил, что располагалось в этом здании прежде, – до того, как начались все эти перемены. Очень может быть, что вначале здесь находился магазин детских игрушек. Поэтому, наверное, М. и не запомнил его – он никогда не заходил в этот магазин, хотя дома его стоял по соседству.
Начало перемен М. хорошо запомнил. Магазин (предположительно) игрушек закрылся, а на его месте открылся универсальный магазин. В магазине продавалось много разных полезных вещей, но все по дорогим ценам.
Потом универсальный магазин закрылся, и на его месте открылся магазин секондхэнда. Теперь вся площадь была заставлена вешалками с джемперами, рубашками, брюками, джинсами, платьями, блузками.
Магазин секондхэнда продержался год. В здании снова произвели ремонт, и открыли магазин бытовой техники. По наблюдениям М., торговля шла неплохо. Но спустя девять месяцев магазин закрылся. Помещение снова начали переделывать. Кто-то из знакомых сказал М., что здесь будет кафе, и М. обрадовался, потому что приличного кафе рядом не было. Но вскоре выяснилось, что помещение готовят под магазин «Нелда» местной торговой сети.
М. ничего не имел против продуктового магазина. Такой магазин был бы кстати – до сих пор М. приходилось закупаться через пол-квартала в магазине «Максима» или в магазине «Рими» через дорогу. За полгода М. привык к «Нелде», выучил наизусть ассортимент и расположение товаров. Выучить наизусть цены было невозможно, потому что они постоянно росли. И все же М. был доволен – магазин работал до 11 вечера, а идти до него было три минуты.
Но перемены не закончились. Через полгода компания «Нелда» была поглощена другой компанией. Магазин закрылся и спустя месяц, после основательного ремонта, открылся, но уже под вывеской «Ики». Ассортимент остался примерно тем же, но цены заметно увеличились. Изменилось и расположение товаров: моющие средства теперь располагались у входа, а не в дальнем углу, как раньше. Прошло три месяца, и знакомая кассирша сказал М., что их закрывают.
После этого М. задумался. Он пришел к выводу, что здание, так часто меняющее владельцев, находится в центре временной аномалии – время в нем идет намного быстрее. Причем ход времени постоянно ускоряется. Темпоральная воронка по своей структуре, вероятно, напоминает водоворот или смерч. А это означает, что и в прилегающих районах время идет ускоренно, хотя величина ускорения уменьшается по мере удаления от центра аномалии.
Почему не наблюдается расхождения в показаниях часов в различных частях квартала, М. объяснить не мог. Но он чувствовал, что гипотеза его верна. Перемены, происходившие со зданием, вполне соответствовали тем, которые он давно уже замечал в себе. Он чувствовал, что жизнь его течет все быстрее и быстрее. Теперь он нашел не только подтверждение этому смутному чувству, но и его объяснение.
О том, чтобы переехать в другой город, М. не думал. Точнее, вначале у него возникла такая мысль, но потом он решил, что ускорение времени не влияет на число событий, которые переживает человек, подвергающийся воздействию ускорения. Те события, которые должны с ним произойти, все равно происходят, только быстрее, чем они происходили бы, не будь поблизости аномалии. Поэтому не было смысла предпринимать какие-то шаги и менять место жительства.
Да он бы, наверное, и не успел этого сделать – за последнюю неделю в здании открылись и закрылись одно за другим двенадцать различных предприятий, включая магазин мебели, химчистку, интернет-клуб и китайский ресторан.
ЛИГО БЕЗ ДОЖДЯ
На праздник Лиго всегда льет дождь – это знает каждый, кто прожил в Латвии несколько лет. Но в этом году стояла теплая душная ночь, и М. обливался потом на последнем этаже высотного дома.
«Потеет природа, потеет и человек», – подумал он. И тут же в его голове прозвучало: «Плачет человек, плачет и природа».
Широко раскрыв глаза, М. уставился на яркую лампочку. Глаза его увлажнились, по щеке стекла капля. Но за окном ничего не изменилось.
«Ну конечно, – подумал М. – Разве это плач? Это выделения слезных желез».
И он попытался вспомнить что-нибудь очень печальное из своей жизни. И он вспомнил, но не заплакал.
«Неужели я не способен плакать? – подумал М.
Он засмеялся резким сухим смехом. В тот же миг в раскрытое окно влетела шаровая молния и с треском разорвалась.
ПРИВИДЕНИЕ
Когда М. был маленький, кто-то прочитал ему сказку о привидениях. Сказка была страшной, а картинки в книге – еще страшнее. М. был совсем маленький и принял все всерьез. Он поверил в привидения. Раньше он спрашивал у матери, почему льет дождь, почему дует ветер, понимают ли кошки собак, а собаки – кошек. Но, услышав сказку, он стал интересоваться только привидениями. На улице он то и дело дергал мать за руку и спрашивал: «Эта тетя – привидение? А этот дядя – привидение?» Мать смеялась и говорила, что привидение так просто не встретишь – они появляются только ночью, когда дети спят. М. попробовал не спать всю ночь, но у него это ни разу не получилось. Однажды он увидел привидение в углу своей комнаты, на его крик прибежала мать, и они вместе исследовали страшный угол, но там не оказалось ничего страшного. Мать сказала, что он уже большой, и это просто смешно, что он все еще верит в привидения. И постепенно М. перестал бояться привидений и даже разуверился в их существовании.
С той поры прошло много лет. И вот теперь, одиноким вечером, привидение стояло перед М. во весь свой огромный рост, и рядом не было матери, которая бы прогнала его своим смехом.
УРОЖАЙ ЗНАНИЙ
Однажды М. обнаружил, что не может вспомнить имя клавишника из группы «Дорз». Имя гитариста он помнил (Робби Кригер), имя ударника – тоже (Джон Денсмор). А имя клавишника забыл. Хотя прекрасно помнил его лицо и манеру сидеть за инструментом.
А ведь когда-то он знал об этих парнях все. Стены его комнаты были обклеены постерами «Дорз». И он собрал все их диски. А теперь – не помнил имя клавишника.
«Не переживай, старик, – услышал М. голос писателя Ричарда Бротигана. – Я тоже забыл, кто застрелил Джесси Джеймса. А ведь когда-то эта смерть была для меня так же реальна и важна, как смерть близкого родственника».
Потом М. услышал голос другого писателя – Клиффорда Саймака. Клиффорд Саймак сказал: «Ребята, вы что, не в курсе? По всей Галактике разбросаны ловушки мыслей. Какая-то раса с их помощью собирает урожай знаний других мыслящих рас. Если бы не они, мы бы ничего не забывали».
«Ах вот в чем дело, – подумал М. – Ну что ж, это утешает. Можно не беспокоиться. Пусть я не помню имя Рэя Манзарека, и пусть все забудут его имя, но знание о нем хранится где-то во вселенной. Ничто не исчезает бесследно».
ВОЗВРАЩЕНИЕ ГУЛЛИВЕРА
Даже с помощью лупы М. не удавалось найти свой дом – тот, где он жил ребенком. Лупа давала трехкратное увеличение, но этого было мало. М. смотрел на кварталы своего родного города и не узнавал их. Ориентироваться на реальной местности было еще труднее, чем на изображениях Google Maps. С большим трудом М. нашел переулок, где стоял его дом. Он был уверен процентов на девяносто, что это именно тот переулок. Полной уверенности у него не было, потому что ни одного дома в том переулке он не узнавал.
Нужна была линза посильнее. М. воткнул флажок в переулок (водитель «ниссана» едва успел затормозить, когда перед ним с неба рухнул огромный столб и вонзился в землю) и пошел искать другую линзу. Вернулся он с лупой 10х. Она была намного тяжелее, и держать ее было неудобно. М. и так уже пожертвовал площадью (по его предположению, это была площадь Победы), поставив на нее свой левый локоть. Теперь необходимо было найти точку опоры для правого локтя. После долгих прикидок, М. выбрал квартал, где, по его расчетам, должна была находиться текстильная фабрика, и осторожно оперся на этот квадрат локтем.
Он ничего не услышал, хотя при этом было разрушено пол-квартала. От десятков домов остались только спрессованные кучи мусора. В такую же кучу мусора превратился и его родной дом, потому что М. неправильно идентифицировал переулок.
ЖАРКИЙ ДЕНЬ В ТОКИО
М. никогда не бывал в Японии, и когда ему приснилось, будто он в Японии, он обрадовался. «Чудесная штука – управляемые сны, – подумал он. – Никаких забот с билетами, перелетами. И вообще – никаких расходов». М. пожелал, чтобы ему приснилась Фудзияма, и она ему приснилась. Потом М. захотел побывать в Токио, и оказался в стеклянном атриуме Международного форума. Погуляв (вернее, полетав) по форуму, М. вылетел на улицу и опустился в районе Акихабара.
Часы на одной из стен показывали 12:30. Ниже светилась дата: 8 июня 2008 года. М. с интересом рассматривал густую толпу и здания, пестрые от рекламных щитов и надписей. День был жарким. М. уже собирался отправиться в Осаку, на могилу Басё, как вдруг рядом раздались крики. М. оглянулся и увидел парня в черной Т-майке. В руке у парня был нож. Парень бежал к нему. М. испугался и решил проснуться. Но потом решил остаться. Он подумал: «Это ведь сон. Со мной ничего не случится». Парень всадил ему нож в живот и побежал дальше. «Что-то не так», – подумал М., падая на асфальт. Голова его стукнулась о металлическое ограждение. И это было последнее, что с ним случилось.
ЛЮБОВЬ К ЛАМПОЧКАМ
М. всегда с теплом относился к электрическим лампочкам. В этом нет никакой игры слов. В сердце М. сияла любовь к сияющим электрическим лампочкам. И в этом тоже нет игры слов. Все так и было. М. любил лампочки. Они казались ему живыми, и свет их не только освещал помещения, в которые входил М., но и согревал его сердце.
Если углубляться в эту тему, то следовало бы добавить: М. не только любил лампочки, но и сочувствовал им. Он их жалел. Может быть, это добавление излишне. Неважно. Главное, что М. любил лампочки и жалел их.
Почему М. жалел лампочки? У лампочек ограниченный срок жизни. И умирают они мгновенно, обычно вспыхивая перед тем, как навсегда погаснуть. Кроме того, к окончанию срока жизни они приближаются на глазах у тех, для кого горят. Свет, который они излучают, – это как бы их жизненная энергия, которая уходит в пространство. О людях говорят «горит» или «сгорел», но говорят фигурально, метафорически. А в случае лампочек, это выражение получает буквальный смысл: лампочки горят и сгорают. И за этим процессом можно следить, его можно регистрировать, – например, с помощью дневника, отмечая в нем, сколько времени горела та или иная лампочка. На основе этих данных можно высчитать, сколько часов этой лампочке еще осталось жить. Лампочки похожи на героев компьютерных игр: у тех тоже есть показатель жизненной энергии, своего рода «градусник жизни», который показывает, сколько жизненных сил осталось у персонажа.
Третье обстоятельство, пробуждавшее у М. жалость к лампочкам, было связано с тем, что он сам включлт и выключал лампочки в доме. От него зависело, с какой скоростью лампочки будут терять свою жизненную энергию, с какой скоростью будет понижаться их запас «жизни». Некоторые лампочки он включал чаще других, и они жили меньше. А другие включал время от времени, по каким-то особым случаям, и они жили дольше.
Принимая все это во внимание, нетрудно понять, почему М. относился к лампочкам не только с любовью, но и состраданием. Эту любовь-жалость он испытывал к ним с детства – что, однако, не мешало ему (вместе с другими детьми) веселиться, разбивая перегоревшие лампочки о стену.
Указанные выше причины действовали только на М. – и не действовали на других людей. Другие люди, если и заботились о жизни лампочек, то по чисто практическим соображениям. Они и называли время жизни лампочек техническим термином – «срок службы». Лампочки для них были обычным электрическим гаджетом, вроде утюга или микроволновки. Но М. относился к ним совсем иначе. Следовательно, были еще какие-то скрытые причины такого отношения – причины, скрытые в самом М. Но здесь не место исследовать, какого рода субъективные факторы обусловили повышенную чувствительность М.
М. быстро заметил, что в своей любви-жалости к лампочкам он одинок. И это чувство стало прообразом того чувства одиночества, которое пришло к нему позднее, когда он понял, что и во всем остальном думает и чувствует совсем не так, как другие люди.
С этим чувством М. жил много лет, пока не встретил человека, который относился к лампочкам с таким же сочувствием, что и он. Лампочки для этого человека тоже были живыми существами. Этот человек тонко чувствовал различие в характерах лампочек. Он знал, что характер у 25-ваттной лампочки совсем не такой, как у 100-ваттной. А если взять 200-ваттную лампочку, то обнаружится нечто совсем удивительное, редкостное. Иметь в доме 200-ваттную лампочку – это все равно что дать приют особе из королевской семьи. Так говорил этот человек. Он настолько любил лампочки, что написал о той, что горела у него в сортире, стихотворение. И еще он написал рассказ о лампочках в амбаре.
Этот человек любил рыбалку. Он носил длинные усы и длинные волосы. Когда он надевал шляпу, то делался похож на Джеффа Бриджеса в роли Дикого Билла. Звали этого человека Ричард Бротиган.
СНЕГОПАД
Детство М. прошло в такое время, когда большинство телеканалов работали круглосуточно, а те, что делали небольшой перерыв, показывали в это время какую-нибудь картинку. Но М. знал, что так было не всегда: когда-то, в далекие 50-е – 60-е, трансляция ночью обычно прекращалась, и на экране шел «снег». Об этом М. читал в разных книгах, и ему очень хотелось увидеть телевизионный снег.
Жил он в стране, где настоящий снег был не редкость. Но ему хотелось увидеть электронный снег, о котором рассказывали люди, жившие в то время. Этот снег почему-то представлялся ему загадочным и прекрасным. Когда он думал о нем, в его памяти оживали картины из «Снежной королевы» и других «зимних» сказок.
Он завидовал людям, которые жили в эпоху телевизионного снега. Это были сказочные времена! Волшебство происходило каждую ночь. Нужно было только дождаться, когда диктор объявит, что трансляция окончена, и попрощается до утра. После этих слов на экране появлялся сказочный снегопад.
М. думал, что ему никогда не увидеть телевизионного снега. Он плохо разбирался в природе этого электронного снегопада. Вернее, совсем не разбирался. Иначе бы он давно сообразил, что ему нужно сделать. Но ему помог случай.
Однажды, протирая книги и книжные полки, М. случайно выдернул из гнезда в телевизоре какой-то провод. В тот же миг телевизор замолк, трансляция матча Федерер – Надаль прервалась. М. посмотрел на экран, и увидел... снег. Он сразу понял, что это тот самый телевизионный снег. Он так много думал о нем, что узнал его, как только увидел.
Волшебство совершилось! М. сел в кресло и стал смотреть на снег. Комната будто превратилась в машину времени. Время покатилось назад – 00-е, 90-е, 80-е, 70-е, 60-е... Удивительно, но в 50-х время не остановилось, а покатилось дальше в прошлое, быстрее и быстрее.
М. не отрываясь смотрел на экран. Снег шел все гуще. Снежинки мелькали все чаще. В электронном шорохе слышались чьи-то голоса. Время стремительно неслось сквозь прошлое. И к полуночи М. очутился там, где даже не мечтал побывать.
ПОСЛЕДСТВИЯ ИНФОРМИРОВАННОСТИ
М. всегда поражало, что в далеких городах и странах многое выглядит точно так же, как и в том городе, где он жил.
Например, воробьи. В Вене они выглядели точно так же, как и те, что прилетали к нему на балкон. По утрам, перед тем как отправиться на работу, М. кормил на балконе голубей. Суета птиц, толкавшихся вокруг крошек хлеба, почему-то успокаивала его, приводила в благодушное настроение.
Каждый раз во время кормежки подлетал воробей. Он садился на ограду балкона, выжидал, а потом стремительно пикировал, хватал кусочек хлеба и улетал. Иногда воробей оставался внизу, склевывая крошки, но голуби тут же набрасывались на него и прогоняли. Воробей возвращался и в стремительном пике добывал новый кусочек хлеба. Понаблюдав за этими маневрами, М. понял, почему воробьев называют воришками.
К удивлению М., оказалось, что венские воробьи ведут себя точно так же. Не то чтобы М. специально ездил в Вену изучать повадки австрийских воробьев. Он вообще никуда не выезжал из своего города. Но в 90-х, после того, как рухнула стена, отгораживавшая город от остального мира, телевизор стал для М. источником самой разнообразной информации, настоящим окном в Европу. И не только в Европу, но и в Америку, Африку, Австралию, Японию и даже в подводный мир.
Сидя у телевизора, М. путешествовал по странам и городам. Чаще всего он смотрел новости, но любил и культурно-образовательные программы. Однажды ему попалась передача о композиторе Брамсе. Этот знаменитый немецкий композитор жил в Вене. О его жизни рассказывал ведущий, молодой музыковед, одетый в белую рубашку и вельветовый пиджак.
Рассказ строился как прямой репортаж с места событий. Рассказчик ходил по улицам Вены, показывал памятники композитору, места, связанные с его именем, и в одном из эпизодов, снимавшихся на берегу Дуная, М. увидел голубей, клевавших что-то на парковой дорожке. Рядом прыгали воробьи. Время от времени один из воробьев бросался вперед, хватал что-то из под лап голубей и улетал. И тут М. понял, что государственные границы ничего не значат для живой (да и неживой) природы, что воробей, где бы он ни жил, остается воробьем – выглядит как воробей и ведет себя как воробей.
С того дня М. стал приглядываться к фону, на котором происходили политические, культурные и другие события, о которых рассказывали по телевизору. Он убедился, что реки везде выглядят примерно одинаково, что леса сверху тоже выглядят одинаково, что закаты где-то бывают ярче, где-то бледнее, но, в общем, так похожи, будто это один и тот же закат колесит по планете.
Люди тоже казались одинаковыми. Китайцы в Китае были очень похожи на тех китайцев, которых он встречал на улицах своего города. А поляки, болгары, немцы, французы, англичане, с которыми он сталкивался по работе, абсолютно ничем не отличались от их оседлых соотечественников.
Но больше всего М. удивило сходство облаков. Когда объектив камеры поднимался к небу и показывал облака, то невозможно было понять, висят ли эти облака над Орегоном, Замбией, Швецией или Таиландом. Облака везде были одинаковыми, независимо от их типа: перистые, слоистые или кучевые.
К большим кучевым облакам у М. с детства было особенное отношение. Белые кучевые облака представлялись ему сказочными дворцами. Он населял их сказочными существами. Это была его родная страна, состоящая из островов и замков. И в той стране он был королем.
И вот теперь оказалось, что его страна гораздо обширнее, чем он думал. Новость была, вроде бы, приятной. Он должен был радоваться. Но что-то мешало ему вообразить себя королем австралийских, замбийских, таиландских или японских облаков. Может быть, он не хотел, чтобы его сказочная страна превращалась в империю? Он и сам не понимал, что мешало ему считать аргентинские, боливийские, испанские, ирландские облака сказочными замками. Он видел в них только облака – и ничего больше.
Вот так получилось, что вид белых кучевых облаков над другими странами не укрепил, а разрушил любовь М. к облакам. Так М. потерял свои сказочные владения. И не было во всем мире союзников, которые помогли бы ему их вернуть.
ФОНТАНЫ ДОЛЖНЫ РАБОТАТЬ КРУГЛОСУТОЧНО
Когда М. выбрали мэром города, он прежде всего позаботился о том, чтобы все городские фонтаны работали, и притом круглосуточно. Добиться этого постановления было непросто: решение по фонтанам в городской думе приняли только с третьего раза.
М. и сам не мог понять, почему для него так важно, чтобы фонтаны работали по ночам. Может быть, потому, что его донимала бессонница, и ему легче засыпалось, если он знал, что фонтаны будут работать всю ночь? В детстве он засыпал под сказку, которую ему читала мать (иногда – отец). Потом читать ему на ночь перестали – решили, что он уже большой и должен засыпать без сказок. Сказок больше не было, но родители были рядом; укладываясь в постель, М. знал, что они еще не спят, и это его успокаивало. Еще успокаивал его свет уличного фонаря. Мать задергивала вечером в его комнате шторы, но он всегда их немного раздвигал – так, чтобы свет от уличных фонарей пробивался в комнату.
Лучше всего засыпается, когда знаешь, что кто-то рядом бодрствует. Может быть, именно поэтому М. добился, чтобы фонтаны работали по ночам. А может быть, на это была другая причина.
В ТЕНИ И С ТРАВИНКОЙ В ЗУБАХ
М. сидел у стены и грыз травинку. В ближайшие полчаса ему не нужно было ничего делать. Он мог просто сидеть в тени и грызть одну травинку за другой. Еще он мог смотреть на машины и прохожих. Он мог смотреть вверх, на маляра, который красил карниз. Он мог смотреть и выше, на облака. Но М. не смотрел на облака. Он смотрел прямо перед собой и грыз травинку. Подъемник стоял перед ним, метрах в тридцати, но он не смотрел на подъемник. Он смотрел немного левее, вдаль, а если точнее, то в никуда.
М. подумал, каково это – в такую жару красить карниз на пятом этаже. Он представил себя там, наверху, с кистью в руке. И ему это не понравилось. Гораздо приятнее работать оператором подъемника. Можно сидеть в тени и ничего не делать. Все, что нужно, он делает до выезда – проверяет исправность машины, подъемника. А потом остается только подвезти маляра к дому, и можно сесть в тени и думать о чем-нибудь. Или вообще ни о чем не думать.
М. представил, как выглядит улица сверху, с высоты пятого этажа, и как выглядит он сам – в тени, у стены, с травинкой в зубах. Потом он посмотрел на улицу с высоты птичьего полета. Это было интересно. Он поднялся еще выше и посмотрел на город с высоты облаков.
Потом что-то случилось, и он увидел планету откуда-то из бесконечности. Ни города, ни улицы, ни маляра, ни его самого из бесконечности не было видно. Зато было видно множество звезд и планет. Это было так занимательно, что М. решил остаться в бесконечности навсегда. «Маляр придумает, как спуститься, – подумал М. – В крайнем случае вызовут другого оператора».
И он принялся грызть травинку бесконечности в бесконечном пространстве своего восхитительно бесконечного одиночества.
БЕССОННИЦА
Стоял необыкновенно теплый июль. М. не мог заснуть от жары и духоты. «Почему нет гроз? – думал М. – Это становится невыносимым». Он думал о грозе три ночи подряд. Наконец один из августовских громов сжалился и прогремел в июле.
ТЕМНОЕ, КАК АПРЕЛЬ, ПИВО
Когда М. хотел подумать о пиве, ему думалось об апреле. А когда он думал об апреле, ему мешали мысли о пиве. В голове его как будто был выстроен маленький велотрек, и мысли о пиве и апреле соревновались в спринте.
Однажды М. увидел рекламу немецкого пива. Он тут же заказал билет в Мюнхен на середину апреля. Через полтора месяца он уже сидел на лугу Терезы и пил немецкое пиво, темное, как апрель.
Однако уловка не помогла: сблизившись, мысли об апреле и пиве не аннигилировали, а застыли в сюрплясе. М. мало знал о велосипедном спорте, и потому не мог предугадать такого исхода.
___________________________
1. «...темное, как апрель, немецкое пиво» – Р. Бротиган. «Меню / 1965» («Экспресс Токио – Монтана»).
2. Сюрпляс (фр. surplace – букв. «на месте») – спортивный термин, означающий балансирование на месте. В спринте (гонки на велотреке) бывает, что гонщик останавливается и балансирует на велосипеде, добиваясь того, чтобы его соперник возглавил гонку; то же самое делает и гонщик, занявший вторую позицию на старте – оба в этом случае ожидают какой-либо ошибки противника.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ ВИДЕЛ «ПИРАТОВ КАРИБСКОГО МОРЯ»
М. не был в кинотеатре лет десять, а может, и пятнадцать. В городе все быстро менялось – старые кинотеатры закрывались, строились новые. Афиши менялись еще быстрее. М. всегда хотелось купить билет на какую-нибудь премьеру – «Пиратов Карибского моря», «Казино “Рояль”», «Властелина колец». Но нелегко было выкроить время для похода в кинотеатр.
По выходным и в праздники М. предпочитал оставаться дома или уезжал куда-нибудь на природу. Отпуск он проводил на Кокосовых островах или в Альпах. Дома у него в гостиной стоял телевизор Sony и DVD-плеер, на кухне – телевизор Philips, в кабинете – телевизор Panasonic, а в спальне – телевизор Funai. Эту аппаратуру М. включал очень редко – ему больше нравилось кормить рыбок и слушать музыку. Еще он любил разгадывать сканворды. Если он не разгадывал сканворды и не слушал музыку, то просто спал.
Вот так и получилось, что за десять, а может, и пятнадцать лет М. ни разу не был в кинотеатре и не видел «Пиратов Карибского моря» – ни первых, ни вторых, ни последующих.
ШЛЯПА КАФКИ
Жара стояла под тридцать градусов, и М. решил съесть мороженое. Он оглянулся, но поблизости не было ни одного лотка с мороженым. Тогда М. пошел вниз по улице. Пройдя немного, он повернул назад: ему показалось, что с той стороны повеяло холодом. И действительно, вскоре он увидел большой зеленый зонт, а под ним – лоток с мороженым и мороженщика.
«Надеюсь, вас зовут не Кафка, и ваш пломбир не похож на шляпу Кафки», – сказал М. – «Увы, – сказал мороженщик, – меня зовут Кафка, и у меня есть только шоколадное мороженое, в точности похожее на мою шляпу». – «Ну что ж, – сказал М., – раз уж вы тут единственный мороженщик, то дайте мне своего шоколадного мороженого, похожего на вашу шляпу». – «Пожалуйста», – сказал мороженщик, но не сделал никакого движения.
М. подождал минуту и отошел от лотка. Мороженщик не окликнул его. Поворачивая за угол, М. оглянулся: лицом мороженщик очень походил на Кафку, и на голове у него была шляпа, точь-в-точь как те, что носили во времена Кафки, – котелок шоколадного цвета, похожий на мороженое в стаканчике.
_________________________
«Шляпа Кафки» – стихотворение Р. Бротигана.
В ГОРОДСКОМ ПАРКЕ
Игра в шахматы всегда казалась М. необыкновенно сложной. И он удивлялся, когда видел за доской детей младшего школьного возраста. Он слышал, что некоторые дети обладают феноменальными способностями и умеют производить в уме сложнейшие математические вычисления. Если бы он этого не знал, то, наверное, удивлялся маленьким шахматистам еще больше.
Однажды в городском парке он увидел за шахматной доской старика. Старику, по виду, было лет восемьдесят. Но один из зрителей, наблюдавших за игрой, шепнул М., что старцу сто девять лет. Это изумило М. Он никогда не слышал о человеке столь преклонного возраста, который бы производил в уме сложнейшие математические вычисления. Он вообще был уверен, что заниматься математикой и играть в шахматы человек может только до сорока-пятидесяти лет. Поэтому вид столетнего игрока, обдумывающего свой ход, произвел в нем что-то вроде землетрясения.
М. терпеливо ждал среди зрителей – ему хотелось узнать, кто выиграет. В игре он ничего не понимал, поэтому смотрел не на доску, а на лицо старика. Внезапно М. почувствовал, что если выиграет старик, то это будет уже не землетрясение, а планетарная катастрофа. И он поспешил отойти от столика, чтобы спокойно провести остаток вечера у телевизора, наблюдая за гонкой Тур де Франс.
ИСТОРИЯ С ФАЛЬШИВОЙ КУПЮРОЙ
М. спросил водителя маршрутного такси, насыпать ли ему 45 сантимов мелочью или дать 20 латов. Тот долго думал и наконец сказал: «Мелочью». Горсть монет по 1, 2 и 5 сантимов водитель высыпал в пластмассовую коробочку не считая.
Через некоторое время водитель сказал: «Позавчера дали фальшивую двадцатку. Вот, поглядите», – он полез в карман и достал оттуда «двадцатку». М. повертел бумажку в руках, посмотрел ее на свет. Цветом она больше походила на «десятку», и не было на ней ни женского профиля, ни металлической полосы. Он вернул поддельную купюру водителю. Тот аккуратно сложил ее и сунул в карман.
«Интересно, – подумал М., – что он с ней собирается делать? Может быть, отдаст тому, кто даст ему пятьдесят?» И он представил, как в полночь, в тускло освещенном салоне, поздний пассажир дает водителю фальшивые полсотни, а тот дает ему две двадцатки, из которых одна фальшивая. Наутро оба чувствуют себя «кинутыми». Водитель устанавливает в машине лампочку посильнее, а фальшивомонетчик покупает карманный фонарик, чтобы в следующий раз можно было лучше рассмотреть сдачу. Потом фальшивомонетчик соображает, что фонарик он купил зря: такая проверка может обидеть водителя, и он, в отместку, еще раз проверит полученные полсотни. И тогда неприятностей не избежать.
Фальшивомонетчику не нужен фонарик, поэтому он чувствует себя кинутым вдвойне. Он бы охотно подарил фонарик своему сыну или дочери. Но у него нет детей.
ГОЛУБИ
Однажды М. вышел на балкон и покормил парочку голубей. На следующий день прилетели уже пять голубей. М. взял хлеб и покормил их.
На следующий день прилетела стая голубей. То есть сначала голубей было всего пять или шесть, но едва М. начал рассыпать крошки, как прилетело еще несколько десятков голубей. М. скормил им полбуханки черного хлеба.
Утром, когда М. посмотрел в окно, он увидел множество голубей. Весь балкон был занят голубями. Голуби сидели даже на ветвях черемухи, что росла рядом с домом.
М. никогда раньше не видел, чтобы голуби сидели на дереве. Это было странное зрелище – голуби на ветвях. М. смотрел на голубей. Голуби смотрели на М.
М. открыл дверь балкона и сказал: «Здравствуйте, господин Хичкок!»
ЗАСАДА
Когда М. вернулся домой, его уже поджидали. Но ждали они его не у входа и не в гостиной, а в кабинете. Поэтому М. успел переодеться, поужинать и поговорить по телефону. Он успел даже посмотреть начало какого-то фильма и мог бы, наверное, досмотреть его до конца, но фильм показался ему скучным, и он прошел в кабинет, чтобы поработать над документами, которые принес с собой. Войдя в кабинет, М. включил свет. Если бы они не спрятались, он увидел бы их сразу. Но они спрятались так хорошо, что он ничего не заметил. М. уселся за стол. Их выдержка была поистине удивительной: ведь они ждали его весь день. Они ждали его с самого утра. Точно этого, конечно, сказать нельзя, но все указывает на то, что они вошли в дом сразу после того, как он из него вышел. Поэтому естественно было ожидать, что они появятся из укрытия сразу, как только он откроет дверь в кабинет. Но они не появились. И М. успел просмотреть больше половины бумаг. Он работал до поздней ночи, пока у него не начали слезиться глаза. Тогда он сложил бумаги, выключил свет и пошел готовиться ко сну. Вот тут-то им бы и появиться. Но они не появились. Они ждали более подходящего момента. И М. успел совершить все, что полагается совершать человеку, который собирается лечь спать. Они его не потревожили. Они дождались, когда он забрался в постель и открыл книгу. На тумбочке рядом с постелью лежала стопка из четырех-пяти книг. Перед сном М. наугад брал одну и читал ее с середины. Они, конечно, знали его привычки. И терпеливо ждали, позволив ему прочесть несколько страниц. После этого они затаились и не показывались до утра. Утром они разрешили ему спокойно позавтракать, выйти из дома и уехать на работу. День прошел как обычно. М. не испытывал даже тени тревоги. И это понятно: ведь они не дали ему никакого знака. После работы М. посидел в ресторане с компанией знакомых. Одна девица напрашивалась к нему в гости, но он отговорился, сославшись на усталость. А когда вернулся домой, их уже не было.
СМЕРТЬ МЕЛИСИНДЫ
М. научился читать в четыре года и с тех пор читал каждый день и помногу. К десяти годам он прочел все книги, какие были в доме, и те, какие были у соседей и близких родственников. После этого ему не оставалось ничего другого, как начать писать самому.
М. исписывал по школьной тетрадке в день. Он мог бы писать и больше, но родители следили, чтобы ребенок не переутомлялся. Они не одобряли его увлечение литературой и прятали от него книги и журналы, а потом – блокноты и тетради.
Когда М. исполнилось двенадцать, родителям пришлось купить для него компьютер. М. думал, что теперь все его трудности позади, и он сможет печатать целыми днями. Но отец смастерил хитроумное устройство, которое позволяло контролировать время, проведенное М. у компьютера: он сделал в стенке шкатулки прорезь – как раз такую, чтобы в нее входил шнур от монитора. Теперь родители могли прятать вилку в шкатулку и запирать ее на ключ. Они позволяли М. заниматься на компьютере не больше часа в день, требуя, чтобы он посещал только образовательные сайты.
Но они не подумали, что печатать можно и не глядя на экран, не читая написанное. Да и управлять программами можно без помощи Виндоуз. М. быстро научился обходиться без графического интерфейса и мышки, набирая команды на клавиатуре. Он даже приспособился печатать вслепую, ночью. Он сочинял романы, повести, рассказы, прозаические миниатюры, философские эссе, критические обзоры, вел дневник и переписывался с вымышленными друзьями.
Тем временем подросла его младшая сестра Мелисинда. У нее открылись большие способности к игре на скрипке. Специалисты считали ее вундеркиндом. Пока М. сочинял свой третий роман, Мелисинда успела получить два приза на детских конкурсах. Родители ставили ее в пример М., упрекая его за бесплодную страсть к литературе.
В тот год, когда М. исполнилось четырнадцать, семья поехала на летний отдых в деревню. И там на Мелисинду напал бык. Этот бык был известен своей злостью, и его держали на крепкой привязи. Все знали, что к нему нельзя подходить. Но Мелисинда забыла о предупреждении и подошла слишком близко. На ней был красный сарафан. Бык кинулся на нее, и один из его ударов оказался смертельным.
Родители М. с трудом пережили потерю дочери. Мать М. заболела и долго не поправлялась. Отец М. сначала замкнулся в себе, а потом попытался наладить отношения с сыном. Он разрешил ему пользоваться компьютером в любое время. И даже стал интересоваться его произведениями.
Однажды, в отсутствие М., отец решил прочитать что-нибудь из его сочинений. В папке «Рассказы» он нашел текст под названием «Новое платье Мелисинды».
«Я слышу громкий рев. Что это? Водопад? Или шум прибоя? Это рычит большой черный бык. Бык? Да. Животное с широкой грудью и крепкими рогами, символ грозы? Да. Он прикован цепью к металлическому столбу. На нем ошейник. Его копыта взрывают землю. Он трясет головой. Красный язык мелькает между толстых губ. Его глаза красного цвета. И рев его красного цвета. И желания его красного цвета. Он видит только красное. Поэтому мальчик в белой рубашке и белых штанишках может осторожно подойти к самому краю вытоптанного круга. Главное – ничем не выдать своего страха. Потому что страх, как и ярость, красного цвета. Стоит быку учуять страх, и он выворотит из земли тяжелый железный столб и помчится туда, где пахнет страхом. Сила его ярости безгранична. Но если твои одежды белого цвета, и ты умеешь прятать свой страх, то бык тебя не заметит. Беда, если твоя одежда красного цвета! Бык настигнет тебя и разорвет рогами. Он разорвет не только твою одежду, но и твое худое белое тело. Ярость его усилится, как только из глубоких ран хлынет кровь. Ты успеешь крикнуть несколько раз – может быть два, может быть, три раза. Но этих криков никто не услышит. Никто, кроме мальчика в белой одежде, спрятавшегося за кустом. Как он здесь оказался? Почему не отвлекает быка? Почему не зовет на помощь? Бесполезно! Взрослые далеко. Самое разумное – спрятаться за кустом и не шевелиться. После того, как бык окончит свой танец, на лугу останется кровь, много, много крови. Ее будет так много, что она потечет во все стороны – влево, вправо; ее потоки окружат поляну. И мальчику в белой одежде придется перепрыгивать через широкую алую полосу. На его сандалии останется алый след. И когда он прибежит к матери, она первым делом спросит его: «Где это ты так перепачкался?» Алые следы будут и на коленях, и на рубашке, и на руках. И мать подумает, что он упал в овраг и поранился. Она намочит платок и будет смывать алую кровь с его лица, рук и колен. И нигде не найдет порезов. Она удивится. И спросит его: «Что случилось?» А он будет молча дрожать. И тогда она спросит его: «Где Мелисинда?» Он не ответит. Он почувствует в своей груди пустоту и холод. Только что в ней плескалась алая кровь и алая радость. А теперь – холод и пустота. И тогда мать позовет отца, и они вместе побегут на поляну. А мальчик останется один в саду. Он умоет лицо и руки, переменит одежду, сядет на крыльцо. Пройдет немало времени, прежде чем родители вернуться. Мать принесет красное платье Мелисинды. Кровь сделает его еще краснее. И мальчик, одетый в белое, скажет, что они вышли на луг случайно, что он запрещал Мелисинде подходить к быку, но она его не послушалась. Непослушная Мелисинда! Ты наказана за дерзкое своеволие. В тебе было слишком много жизни, слишком много смеха, любопытства и своеволия. И вот ты наказана. Не я – судьба привела тебя на этот луг в тот день, когда ты в первый раз надела новое красное платье. Родители ничего не скажут мальчику в белых одеждах. Они молча пройдут в дом. А он еще долго будет сидеть на крыльце, глядя, как постепенно темнеет небо, как загораются звезды. В его душе будет пусто и холодно, как в ночном небе. И там будет гореть только одна звезда».
Прочитав рассказ, отец посмотрел на дату создания файла – текст был написан за два месяца до гибели Мелисинды.
У потрясенного отца закружилась голова. Не сразу он сумел взять себя в руки и обдумать то, что ему открылось.
Его первым побуждением было уничтожить текст, и он даже щелкнул сначала правой, а потом левой кнопкой мыши.
Но потом, успокоившись и взвесив все возможные предположения и следствия, он открыл Recycle Bin и восстановил файл.