В начале была тонкая игра
красивых слов
в змеиной шкуре.
Зернистая, слоеная икра
солёных ягод
в ангельском прищуре.
В начале была тонкая игра, -
и ты как мячик прыгал до рассвета,
пока удушливая мошкара
в сиянье лампы не была воспета.
В начале была – только лишь игра.
Ты рисовал в подвалах солнце летом,
зимой все ночи – до утра
штудировал стихи других поэтов,
рассказывал их девочке своей,
и взявшись за руки, вы веровали в чудо,
и пряный дух высоких тополей,
после дождя, ласкал вас нежно и упруго.
В начале была только лишь игра…
Ты распланировал, что получить в итоге:
сиянья нимб, иль золото пера,
или признанье вольнодумца в тоге.
И славы, славы, - вот, чего твой ум алкал,
и изумленья и восторга женщин.
И сладостных мгновений ареал
так требовал земного воплощенья.
Ты всё спланировал, покинуть дом спешил,
ушёл скитаться по дорогам света.
Пока другие жили, ты не жил,
а строил жизнь великого поэта.
Пока другие крали, ты не брал, -
презрительно стоял в сторонке,
и морщился, и тёр свой пьедестал,
кусая ногти по ночам в каморке.
Ты был свидетелем на праздниках друзей,
их кумом, соглядатаем на службе,
старался быть полезным – и прозрел
в тот миг, когда стал никому не нужен.
Года прошли, - и вот совсем один
лежишь ты не на царственной перине,
и над тобой не райский балдахин,
расшитый звёздами полночного эфира.
Сортир твой не венчают вензеля,
стульчак не из мерцающих рапсодий,
лишь кружка ржавая теперь твой судия,
да горсть сухой, морщинистой фасоли, -
чтоб пожевал ты её дёснами судьбы,
и вспомнил те волшебные минуты,
когда в твоё сознание вошли
слова красивые – и не распутать
тебе уж их невидимых узлов…
Ты навсегда, до самой ломки света
прикован цепкой тяжестью оков,
и не сорвать замок, и нет ключа,
- а где-то
в начале была тонкая игра
красивых слов в змеиной шкуре,
зернистая слоёная икра
невинных глаз в прищуре…
Чешись, чешись, ту кожу не сдерёшь,
уж если принял поцелуй поэта, -
игра окончена, всё остальное бздёшь,
и никогда ты не найдёшь ответа:
зачем так грёбано свой дух ты промотал,
сгрызая кости слов в коморке,
и разве ты чего-то не проспал?
И разве взгляд твой ясный, чистый, зоркий
того смышлёного мальчишки-босяка,
не говорит тебе: «Эй, будь, смелее!
И ешь и пей, что долго так алкал,
и наслаждайся – ты, кретин, – у цели».