Наливал себе водку и пил. Пил горько, в одиночку, сглатывая крупные частые слёзы; а они всё катились и катились по щекам. Мать колотила в дверь иногда. А он пил.
- Вова, – кричала старуха, – Вова, тебе звонят!
А немолодой уже сын сидел в кресле у окна, напротив колченогого старого табурета и глотал, глотал дешевую палёную водку. Пьянел, падал, просыпался, снова пил. Друзья с похорон приволокли ящик водки. А «палёнку» никто, кроме него не пил. Мать засыпала, просыпалась, опять долбила в дверь, а он молчал.
И ничего не отвечал. Да и не мог ответить.
***
Но в конце месяца что-то прохрустело под жерновами Богов, и мука потекла сухим шепотом...
Во втором часу ночи, когда Владимир валялся трупом на тахте, в окно постучали. Потом забарабанили. И, наконец, удар был настолько сильным, что по стеклу проползла трещина. И не одна.
Спящий очнулся, в темноте зашарил по стенке, нащупал шнур ночника, рванул вниз, оборвал и почти скатился с койки. За окном в сиянии буйно цветущего жасмина стояла девушка. Аня, бывшая жена…
- Помнишь, я обещала вернуться, когда зацветёт жасмин… - она подтянулась на руках и спрыгнула в комнату. Обняла Володю и села в кресло. Мужчине ничего не оставалось, как сесть напротив. Голос выдал:
- Чего тебе?
- Мне сказали сегодня…про Сашу. Как…как он умер?
- Рак. Операция. Через три дня умер дома.
Девушка поставила на табурет бутылку водки. Дорогой.
- Володя… Давай… - выговорить дальше не могла. Поднялись, по театральной традиции выпили, как за живого – чокаясь.
Окно так и осталось распахнутым. И запах жасмина заполнил комнату. Пили вдвоём, переглядываясь, сглатывая слёзы. Он поминал старшего друга и партнёра по сцене, с которым сыграно и прожито лучшее в этой жизни. Она – неизвестно что поминала, но сквозь всхлипы – проскальзывала глупая улыбка, словно искорка, отблеск, лучик. Совершенно неуместный лучик.
Владимир заметил, что Анька подтянулась, стала выше. Четыре года, как они расстались. Но после смерти их старшего товарища по сцене – не удивился, что она вырвалась из своей новой жизни и примчалась. Вся исцарапанная и помятая – видно, в поезде тоже пила и не трезвела.
Владимир уже почуял первую волну опьянения. Но не остановился. Когда бутылка была наполовину пуста, Аня вдруг спросила:
- Ты ведь знал, что он умрёт? И потом, потом почему не позвонил – даже на похороны? И на сороковой день?
- Телефон потерял. – убедительно солгал, не поморщился.
Девушка всхлипнула опять и закрыла глаза…
- Володя, ты же знал, как я его…
И только после этих слов он понял.
***
И вспомнил – начало июня, четыре года назад. Утром они проснулись оттого, что мать колотила в дверь комнаты и кричала:
- Володя, к тебе пришли!
Пришлось подниматься, хотя страсть как не хотелось. В подъезде ждал Саша, Володин друг. Мужчины присели на ступени, закурили. Аня вышла минут через пять, увидела их и, подойдя, спокойно уставилась на незнакомца – седого, красивого нездешней красотой – во всём белом.
Владимир замер – они с девушкой были вместе всего несколько дней, но уже решились сойтись. Первые дни эйфории – ночных гуляний с бенгальскими огоньками, бестолковых ласк и поцелуев, сладкой сутолоки ощущений – всё это ещё не окончилось и было свежо. Ни о чём постороннем думать не хотелось.
- Саша, знакомься, это моя Анька. Анька, для тебя – дядя Саша, актёр, режиссёр, мой партнёр по сцене. Гигант!
И вот его девочка, то ли переросток, то ли недобиток окраины, протягивает маленькую свою ладошку, а в ответ широкая лапа Сашки – и как приросли...
Вспышка, останавливается время: не отрывая друг от друга взгляда, не разнимая ладоней, они смотрят и не могут насмотреться друг на друга. И какая-то странная фраза Саши:
- Вот и встретились, Шайни…
Владимир вспыхнул, разнял их руки, повёл во двор.
Там, на скамейках сели друг напротив друга, а Вова почему-то с краю. И в утреннем малахитовом свете показалось, что они чем-то страшно схожи. Не лицами, не жестами, не голосами – а этим мгновенным узнаванием и непонятно откуда пришедшим словом – прокляты.
Володя говорил что-то, тормошил их. Смеялся громко и развязно, но этих двоих нельзя было чем-то зацепить. И вот тем утром, на скамейке – Володя понял, что внутри него вылупилась тварь, которая не оставит его больше. Змея, язва, рана – ревность. Не обида, не упрёк, а именно ревность – неукротимая.
А девушка и седой актёр вели безмолвный диалог:
- Вот и встретились, Шайнека!
- ЗдОрово, Ланселот! Мне восемнадцать – тебе пятьдесят! В прошлый раз всё было наоборот!
- Карты тасуются. В прошлый раз ты удрала раньше меня!
- Сколько нам отпущено?
- Кто знает? Надеюсь, хотя бы подольше, чем в прошлый раз. А то я так и не успел тебя обнять.
- Успеешь! Ланселот…
- Девочка...
- Что мне делать?
- Жить и помнить, зачем мы возвращаемся.
- Помню…
***
Владимир запил тогда. Понимая, что сам вырыл себе могилу. Но ошибся – девушка осталась с ним. На какое-то время. Потом настал семьдесят седьмой роковой сезон. И Анькина фраза: «Пока дядя Саша в труппе, я буду с театром».
И Вова понял, что он – всего лишь мужик, а Седой всегда первый – даже не в их семье, а в её маленькой жизни – первый.
Когда девушка ушла от своего никчёмного алкоголика, последний припёрся в дом Саши пьяный и с письмом от Аньки. Рассказывал коротко, письмо прочитал вслух несколько раз, порвал и выбросил в форточку. Пятидесятилетний Александр налил брошенному мужику стопку и спросил:
- Сколько тебе годков?
- Сорок.
- А ей?
- Уже девятнадцать.
- Вопрос исчерпан. Ты сам-то подумал хоть раз, что она только начинает жить, а ты – уже прожил своё лучшее?
- Прав, Саня. Прав.
***
Владимир пил, работал в театре, пел песни, старался не думать о своей ветреной подруге. Но – не мог. А потом Саши не стало. Как-то неправильно и тихо не стало на земле.
Девушка узнала об этом совершенно случайно. И подкрепившись изрядно коньяком, завалилась к «бывшему».
- Скажи, - Вова был уже изрядно пьян. – А какого ляда ты к нему клеилась? Я ж помню!
Аня среагировала мгновенно – и по щеке собутыльника прошлась ладонь – сильно и звонко.
- Вова, запомни – он был единственным. Единственным и будет все наши жизни.
- Что значит – все наши… - и осёкся, потому что заглянул в её глаза. Отшатнулся и пропустил стакан. Потом другой. Не помогало.
- Гипнотизёрша хренова!
- Нет, Володя, на самом деле так.
Мужчина увидел в её глазах сотни лет, неповторимых, яростных, непохожих и страшных лет. Кровь, битвы, смерть и Разлука. Вековая, ненасытимая, невыносимая…
- Ты можешь меня послушать? Хотя бы раз!
И Аня откинула волосы, сжалась в комочек и начала…
……….
- Теперь понимаешь? Доказывать я тебе ничего не буду – рано или поздно ты очнёшься и вспомнишь, почему ты попал в жернова вместе с нами.
- Да ты рехнулась совсем! Какой-то Ланселот, король Артур, Грааль…я не совсем мозги пропил! И вообще убирайся!
Девушка повернулась и шагнула за окно. Благо, первый этаж.
Владимир долго сидел перед раскрытым окном, допил остатки, потом рухнул на свою койку.
***
Прошло ещё несколько недель. Как-то позвонили из театра, долго и напрасно пытались добиться ответа, в каком состоянии Володя. Но безрезультатно. «Горел» спектакль. Тогда осознав, что актёр, игравший главную роль, не в силах даже слово проговорить внятно, вскользь упомянули:
- Анька звонила. Сорвалась в Англию. Почему-то на раскопках в каком-то графстве. Ищет Грааль, бедняга!
От этой фразы Вова протрезвел мгновенно. Перерыл кучу книг, завязал с выпивкой и нашёл, что такое Грааль. И как тесно связаны легенды о рыцарях, Ланселоте, короле Артуре. Но об Аньке там не было ни слова. Да и откуда в тех временах могла быть русская Анька?
***
А в рождественскую ночь пьяному актёру приснился сон. Покойный Александр стоял у края какой-то ямы. Типично киношная местность – нарождающийся туман, сумерки. Из чёрного провала доносился лёгкий русский матерок и смех. Почему-то одетый в какие-то железяки Саша смеётся и кричит вниз:
- Вылазь, кротенок! Мы просчитались! Пора, нам пора уходить дальше!
- Ланс, Ланс! Тут кое-что интересное! Вот, лови! – из ямы вылетел ком земли, в воздухе чуть осыпался, и Саша подхватил чёрный шар. Анька выползла – счастливая и чумазая, легла на траву и уставилась на мужчину.
- Ого! Это кажись та самая штука, которую Мерлин сотворил и накачал под завязку всякими песенками! Артур её в детстве боялся.
- Да, а потом старик волшебник пил с мечником и подарил эту игрушку собутыльнику. Правда, было за что. Он как-никак спас его в битве. Но мы промахнулись, Ланселот, опять промахнулись!
- Ничего, зато мы увиделись и в этой жизни. А теперь мне пора. Тебе – пока рано.
Тот, кого девушка называла Лансом, присел на траву рядом. Обнял что есть силы, поцеловал и стал тихо таять. Но Анька не расстроилась. Только подняла руку и попрощалась:
- До встречи, сэр Ланселот!
- До встречи, Шайнека, Хранитель ключей!
Девушка свела ладони, как для молитвы, а потом заплакала. И было в её голосе – горе.
***
Вова заорал как резаный и проснулся. Башка «после вчерашнего» трещала. А сегодня предпремьерный «прогон». Надо тащиться в театр. И так ему слишком многое прощали. Саша не прощал. А теперь, без него…
Актёр вытащил велосипед, стартовал и пошёл на «низко-бреющем». Благо, дорога была почти пуста, а на мосту он не удержался и упал – но скатился достаточно успешно. А внизу – слегка саданул черепушкой по какому-то булыжнику. И то ли от удара, то ли от похмелья голова закружилась.
- Кто ты? – спросил голос. И Александр – в белых железяках, над ним.
- Сашка! Где ты? Я что, умер что ли?
- Нет. Кто ты, пьянчужка? Вспомни, кем ты был тогда?
И словно огромный клубок завертелся в его ладонях, потекла нить, и Володя ухватился за неё. И увидел…
По полю – всадники в латах, впереди – король Артур, позади него – белые латы Ланселота и голубые – ясно-небесного цвета – Шайнеки-Аюнке, то есть его Аньки. А сам Вова стоит в первом ряду пехоты, с мечом на поясе и полным бурдюком в лапе. А со всех сторон шипят:
-Эй, ты! Мечник-Ёж! Да сколько можно уже прикладываться! Делись! Да вперёд смотри, ёрш твою медь в глаз по кочкам через колено!
- И зачем только сэр Ланселот привёз тебя к нам, франк! Сидел бы у себя в лесу! Так нет, тоже захотел ко двору короля! Вот наложишь в штаны во время атаки – прогонят тебя веником до моря!
- А всё госпожа Аюнке Шайнека, если бы не она – остался бы ты в своей берлоге! Знает она Слово, которого слушает сэр Ланселот!
Но, затмевая всё, налетела сбоку конница Чёрного Рыцаря, смяла первые ряды, и пехота в чёрных колпаках и чёрных кольчугах стала вырезать растерявшихся мечников короля Артура.
Ёж-мечник, свалив первого попавшегося с коня, залез в седло, в котором никогда до того не сидел и помчал глупую скотину к рыцарям, что еле виднелись на горизонте. И когда понял, что сейчас свалится – то заорал:
-ЗАСАДА!!!!!!!!!!!!!!! ЛАНСЕЛОТ, ШАЙНИ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! СЗАДИ ЗАСАДА-ААААААА!!!!!!!!
Мерлин почуял его крик и повернул ветер, чтобы слова долетели до рыцарей. А Ёж свалился на траву, перекатился, и краем глаза заметил, что почтенного дедушку Мерлина схватили за самое святое – за бороду. И вот тогда уже мечник Ёж рассердился, налетел на обидчиков и, не разбирая пути, стал прорываться к «дедушке»…И прорвался.
А после битвы они с Мэрлином крепко приложились к бурдюку, который чудом не пострадал в схватке. Там же и задал свой коварный вопрос «дедушка»:
- А что ты хочешь, мечник?
- Петь! – ляпнул Ёж. Ланс и Шайни засмеялись – они как раз подошли, а Мерлин уже протянул бойцу чёрный шар.
- Вот, возьми! На память. Пригодится.
Мечник огладил чёрную сферу, и потекли над кострами лагеря – песни, чудесные песни, что собрал волшебник по всему свету.
***
- Живой? – над ним склонился милиционер, но в нос ему шибанул такой перегар, что представитель закона отпрянул: – Иди, проспись!
Володя сел – он был цел, а вот странный эпизод с Мерлином - явно что-то свернул в его голове. И эти двое – покойный Саша и Анька…Ланселот и Шайнека. Всё точно, как она рассказывала ему.
Но там-то Англия была! А тут начало двадцать первого века! И вдруг похолодел – словно приговор – встречаться во всех временах и жизнях. Потому что тогда они замолвили за него слово. Потому что тогда он спас Мерлина. Пока…
Пока что?
И вспомнил, чуть погодя – Парцифаль упустил Грааль. И начался конец света. Сумасшедшая дева озера сказала, что надо найти Грааль. Ланселот и Шайнека, потеряв своих детей, поклялись отыскать Грааль. Поклялись бессмертием души.
Пить! Только водка вылечит эту дурь! Упал с велосипеда, ударился головой! Пить!
***
Через полгода из Англии пришла посылка. В ней был чёрный стеклянный шар. И письмо. От Аньки.
«По преданию этот шар Мерлин подарил мечнику по имени «Ёж» за спасение его, Мерлина, шкурки в битве с чёрным рыцарем.
P.S.: Рада, что наконец-то вспомнил, who are you.
P.P.S.: Да, в Англии говорят не на том английском, которому ты меня учил.
P.P.P.S.: Ты думал, что смертью всё заканчивается? Ошибался. Наоборот.
До встречи, Shineka.»