Казалось - не быть мне без памяти… ложь…
И терять больше нечего, ни за чем… ни к чему…
Уже блеснул по белому горлу бездушный нож
И мое тело ненужное брошено жалко во тьму…
Лечу сквозь живых, к вчерашним мертвым,
Ввысь к звездам, и в мечтаньях с тобою,
Любуясь небом равнодушным, твердым,
Глазами, застеленными рубиновой кровью,
Гляжу на давно усохшие мертвые лица.
Лишь черно-белые в памяти полосы.
Тем кто ушел, не дано возвратиться…
Вихрь расшвырял лоскутами волосы…
С приглушенным стуком разбилась о скалы.
Глаза наблюдают, как падают тусклые звезды.
Из дымки тумана явились смраднЫе шакалы
Слизнуть мою кровь и никчемные слезы…
Слаба… бесполезно мертвы все надежды
И любовь – игра… к чему, зачем все слова?
Когда прожорливо рвут шакалы одежду,
Когда о скалы пробита моя голова…
Как серые камни, что подо мной, коченею…
Слышу эхом торжественный вопль зверей.
Грифы когтями вцепились мне в шею,
Мой выклевав глаз, для своих голодных детей.
Апатично покоится моя левая часть
Меж мертвенно-бледными камнями,
Над лицом дышит смрадным дыханием пасть,
Идеально белыми сверкая клыками.
Грифы кричали, шакалы рычали, грызли,
Раздирали как бездыханного манекена.
На серых камнях кровавые брызги.
Все метки на коже, умираю неверно, наверно,
Они врознь – никто, их к руинам бессрочны пути,
Шерсть скаталась от высохшей крови.
Когда вырвали сердце из дырявой груди,
Застыл в летаргии мой счетчик боли…
В кровавых останках, щерЯ от безумия пасти,
Всё рылись мерзкими мордами твари,
Растащили меня на неровные части…
Грифы неистово, что могли, у них воровали…