он дал ей слово…
Дал и проклял
себя, её и слово данное.
Со стёкол
он отшелушивал холодно-странное
и округлял зрачок иного.
Жизнь истекала
шоколадом,
и ужас времени, сгущавшийся
надсадом,
смолою лип на лица опускавшихся
к надгробию его начала.
Не оживали
с данным словом,
он свод держал колоссом глиняным,
суровым.
Вода искала, насыщенная именем,
но вмёрзший замечал едва ли,
что был опознан
и расстрелян
последним из призыва зимнего
в постели.
Не повзрослеет синеокий сын его,
шепнёт, не догоняя:
«Поздно…»
01.02.2007