Перед казнью

Марина Винтер
Слово «казнь» меня пугает больше, чем само действо.
При нашем короле палачи быстро перестают быть дилетантами.
Один взмах – и моя голова уже никогда не будет болеть.

Все, чего мне хочется сейчас – просто поговорить.
Все равно с кем, все равно о чем – лишь бы не думать о неизбежном.
...Когда входит священник, я объясняю, что мои грехи отпустить под силу лишь Господу Богу , и прошу не тратить на меня время.

- Что же, сын мой, - отвечает тот, - раз ты не хочешь облегчить свою душу раскаянием, скажи, хотя бы, о последнем желании...я сделаю все, что в моих силах.
- Там, под окном играет мальчишка… Я хочу поболтать с ним немного.

Священник смотрит на меня, как на умалишенного, и молча уходит.

Через несколько минут появляется маленький дерзкий оборванец, которому мне не раз хотелось намылить шею: уж слишком острый язык был у него, а мое окно - недостаточно высоко , чтобы не слышать насмешек.
Делает шаг в полумрак… Замирает на пороге.
В глазах - больше любопытства, чем страха.

- Привет, - говорю я.
Он, не отвечая, проходит вперед, озираясь по сторонам…
В тишине слышно, как шуршит солома под его босыми ногами и как звонко ударяют о край глиняного кувшина капли воды, падающие с каменного свода.
Усаживается на безопасном расстоянии от меня… с интересом рассматривает цепь, которой я прикован к стене. Потом спрашивает:
- А ты правда убил N***?
- Да.
- Почему?
- Потому, что он глупый и злой.
Молчание. Немного поразмыслив, мальчишка выдает:
- У тебя самого ума не много, иначе не сидел бы здесь.

Я улыбаюсь – как я могу злиться? Наверное, все так и есть…
И тут вопрос:
- Тебе страшно?
- Да. Очень.
- А говорили, что ты ничего не боишься..., - кажется, мой собеседник разочарован.
- Все люди боятся, - говорю я.
- Можно потрогать твою цепь? Она тяжелая?

От души смеюсь:
- Попробуй, подними…

Мальчишка не спеша подходит, берет цепь своими маленькими пальцами, приподнимает… но, не рассчитав сил, роняет.
Огромные железные звенья, громыхая, падают друг на друга…
- Тяжеееелая, - протягивает он.

Я смотрю на него – какое счастье, что он здесь!
Какое счастье, что именно он, а не лицемеры, которые стали бы жалеть меня, оплакивать мою судьбу, вспоминая прошлое и сокрушаясь о будущем!
Какое счастье, что он не понимает серьезности происходящего, что для него это – приключение, о котором он с гордостью расскажет товарищам, едва выйдет отсюда…
А я… У меня чувство, что все, что происходит – происходит не со мной.
Что я сплю, и это все – только сон…
Долгий… Странный…

- Послушай, - говорю я мальчишке, - сделай для меня одну штуку… Получишь золотой.
- Чего еще? – небрежно спрашивает он, пытаясь казаться равнодушным.

Я снимаю с шеи медальон… Открываю его…
Смотрю несколько мгновений на портрет, закрываю и протягиваю гостю.
Называю адрес – слишком известный в городе.

- Отнеси туда. Передашь госпоже. Просто передай – ничего не говори. Понял?
Он кивает и прячет медальон.
Я достаю из карманов несколько монет… Одну протягиваю ему…
  Подумав, отдаю остальные – зачем они мне теперь?
Мальчишка ликует – он богат! Много ли нужно оборванцу вроде него?…

За дверями – шаги.
Всё. Пора.
Время безжалостно.

- Ну вот, - говорю я, - кажется, это за мной. Прощай, малыш.
Он смотрит на меня с неподдельной печалью, а потом произносит:
- Только не бойся, ладно?
- Обещаю.

Дверь открывается...
Входит священник, несколько тюремщиков и еще какие-то люди, которых я не знаю.
Впервые за долгое время с меня снимают цепи.
Иллюзия свободы.
Потом – длинные темные коридоры, факелы, тени, пляшущие на стене…
Двери вдруг распахиваются - и солнечный свет ослепляет меня…
Я закрываю глаза.
Жадно вдыхаю июньский полуденный зной, разбавленный звенящей тишиной, и замираю…
Я хочу запомнить этот мир именно таким.
Я не хочу думать о том, что произойдет через несколько мгновений.
Я ни о чем не жалею.

25.06.09