Я сестра или тётка оттаявшему декабрю,
Оба мы до сих пор не поняли этих уз.
Он приходит, когда я, отчаявшись, закурю,
Чтоб напомнить, как заразительно я смеюсь.
Уж который год он ко мне по слякоти, под зонтом...
Я ему - мол, раскис, братец, обветшал...
Улыбается: "Брось ухмылочки на потом",
Разожжет камин: "Эх, февральская ты душа!"...
До того с ним уютно - не хочется отпускать,
Каждый миг его, как драгоценность, храню весь год.
Если в летнюю ночь заскулит под луной тоска,
Мне становится страшно, что больше он не придет.
Эти сумерки - судороги на листах,
От которых и тело болит, и бросает в дрожь...
Реже режутся строчки минорные неспроста...
Если не ошибаешься - вовсе и не живешь.
Я сестра или тётка оттаявшему декабрю,
Оба мы до сих пор не поняли этих уз.
Он придет, когда я, отчаявшись, закурю,
И напомнит, как заразительно я смеюсь...