EXODUS*
От душных пажитей Гошена
Мы переходим на Синай...
В глазах еще кровавый рай,
И нас страшит еще измена
Своим надсмотрщикам и псам,
И плачут плечи по бичам...
Нам сорок лет бродить в пустыне...
И придорожные гроба
Означат шествие к святыне
Полупрозревшего раба.
Взгляд горизонтом не труди,
Ты не увидишь эту землю...
Но Свет, идущий впереди,
Твоей заброшенности внемлет...
15 апреля 89
Главное дело твое, смертный этого века, в том,
Чтобы успеть, пока тебя не слизнет языком
Мгла, прокричать, прореветь упрямое нет на краю,
Вбить во тьму, как в могилу кол, как нож в бою!
Это затем, чтобы стал ты навек одной из дыр,
Мрак испещривших не хуже любой звезды,
На ночь свою, на камень, ярой волной
Рухнув, разбившись, родивши песок золотой!..
Чтоб, покрывало Изиды - цветастую ложь - изодрав,
Кроликом тупо-ученым не ждал ты, покуда удав
Пасть приоткроет, тебя приглашая войти.
Шлем - на чело! В руку - копье! На дракона лети!
20-23 января 92
Есть правда милосердья, стоящая лжи.
Она поет вам песни, когда вам нечем жить.
Она украсит гибель и сердце ублажит,
Лисицею закатной над бездной пробежит.
Она вас спеленает и в колыбель и в гроб...
В ней, может быть, таится искуснейший игрок.
И Вакхово безумье, как дивное вино,
В прохладе родниковой ее растворено.
1 февраля 92
#Я уже не ребенок, чтоб строить снаружи крепость.
Не смешно ли края укреплять, когда льдина тает?
Не могу ж я не знать того, что вишу над бездной,
Как осеннее яблоко, бури своей ожидая...
Может, выйдет садовник, хозяин подлунного сада,
И меня пощадит, не оставит червям и птицам,
Приготовит вино и поставит его в прохладу,
Чтобы в будущем веке гости могли напиться.
30 мая 92
Никого не хочу судить - я устал быть судим глупцами.
Мне бы уши теперь замкнуть, не встречаться с людьми глазами.
Вместо воздуха я дышу испареньями злобных мнений.
Мне бы воском слух залепить, мне бы с мачтой связать колени.
Неужели я к ним тянусь? Но другого пространства нету.
Постепенно сойти с ума? - Мир приемлет сию монету.
Говорят, что спасет игра, но в "столыпине" игры грубы;
Можно выпрыгнуть на ходу - смерти эти кульбиты любы.
Впрочем, может быть, теснота - высший дар, как котел для пара?
Зреют ненависть и любовь, предвкушая момент удара.
Разорвет? Или двинет вал, колесо устремляя к Богу?
Но частице пара в котле мудрено отыскать дорогу.
Я оспоривал долго глупцов, я пытался равняться с ними;
Я мечтал - будет лучше все, что скажу устами своими.
Я протек, как ручей в песках, иссякаю в барханах пышных.
Никого не хочу судить. И меня никому не слышно.
11 октября 92
Сомнение в себе, сомненье в мирозданьи -
Два сумрачных крыла, подъявшие меня.
Два сумрачных крыла, две раны у сознанья,
Две шпоры на боках крылатого коня.
Смятенье, скорость, ночь - приговоренный к казни,
Пытаюсь убежать дамоклова меча...
Но замкнут круг слепой. Божественной приязни
Мне не поймать уже живящего луча.
Все гуще ночь кругом, все гибельнее гонка,
Привычен хруст костей упавших от погонь...
И хоть еще мой вопль пока не слышен громко,
Но гневно говорит, горит во мне огонь...
25 декабря 92 - 2 января 93
*
Кому молиться? Некому молиться.
Во мне молчит затравленный Христос.
И небо не желает обновиться,
Оно, как встарь, не слышит наших слез.
По-прежнему из пасти у Сатурна
Тела детей надкушенных висят...
И - прахом переполненная урна -
Летит Земля через вселенский ад...
30 августа 93
СОНЕТ
Я царь одинокий, я вымысел мертвых глубин,
Живу за Столбами Мелькарта, в развалинах мира.
А ты по-хозяйски проходишь кварталы Афин,
И слух твой ласкает вполне ощутимая лира.
И я не могу не поверить в реальность того,
Что часто ты слушаешь спор Стагирита с Платоном.
И жизнь так ясна для тебя, что боюсь одного -
Нарушить покой твой однажды прорвавшимся стоном.
Ведь ты же дитя. Ты не знаешь, что прячут подчас
Державные боги в столетних архивах Аида:
К извечной интриге у них интерес не угас.
И все же иду. Пусть порой Посейдон свирепеет,
Что я покидаю спокойно мираж Атлантиды,
Но гулко стучит мое сердце в причалы Пирея!
23 декабря 75
НАРЦИСС
Еще никто не подымал лица.
Ходили тяжело, к земле склоняясь.
Надменных духов толпы без конца
Из мглы заговорившей выделялись.
Была страшна та сумрачная речь -
Дорогу одиночества открыла,
И никакой надежды не вселила,
Но занесла над головами меч.
И шли вперед, покорно роя землю,
Касаясь мира скованной душой,
Всем четырем стихиям кожей внемля
И идолищ подкармливая рой...
Глазами сонно по воде скользнув,
Все той же смеси голода и страха
В тупой тоске внимали дети праха,
Никак луча очей не разогнув.
Но был один - нечаянный, беспечный.
От стада деловитого отстав,
Он над ручьем застыл, себя узнав
И - сквозь свои черты - наш облик вечный.
Он пил и пил божественную суть,
Он зрел своей родни предназначенье,
Той, что уже ушла вниз по теченью,
Поторопившись спины повернуть.
И грянул в небе раздраженный гром,
И - зависть злых хозяев мирозданья:
"О потерявший девственность сознанья,
Ты станешь хрупким, немощным цветком!.."
16 января 79
Мы - каторжники на галере.
Шипит соленая вода.
Поют бичи легионеров
Про радость рабского труда.
Нам музыкою - звон цепей,
Колоколов кандальных фуга.
Нам снятся маковки церквей
И сень родительского круга.
Корабль в гавань прибежит.
Но не для нас с тобою отдых.
Наш путь в грядущее лежит
Через сырой и плотный воздух.
За легионом легион
Пройдет надсмотрщиков сословье,
И мы развеем этот сон
Надеждой, верой и любовью.
Наступит миг - и кораблю
Откажут пристани в причалах.
И ветер будет дик и лют,
И выйдут из тумана скалы!..
Тогда навстречу смерти встань,
Приветствуй в хаос возвращенье -
Слепонемая жизни рань
Поймет твое предназначенье!..
И снова радуга слепит,
И режет ухо скрип уключин.
И бурей океан грозит,
Ударами весла измучен.
19 августа 79
НОЧЬЮ,
В СТЕПИ КАЗАХСКОЙ
Тишина - кузнечиком в ушах.
Иногда плеснет лишь в камышах.
Световая лунная волна
Утопила степь в себе до дна.
Лик богини засиял, как сон,
Тот, которым бредил сам Платон...
Дух полынной воли спорит с ней
Силою языческой своей.
Евразийский, конный, ветровой
Крут разбег равнины кочевой...
В пол-Земли полынная тоска
Вобрала бегущие века...
Неподвижен космос ковылей
У монгольской родины моей.
29 августа 96
*
Разрушенному дому свет не нужен.
Глагол распят на деревянной мови.
Прищурь глаза - и выход обнаружен
В обход гвоздей и дерева и крови.
Глагол распят на деревянной речи,
Идущей из земли корнями плоти.
Но сквозняком расщелина перечит
И намекает об ином полете.
21 октября 96
НОЧНОЙ ЛАЙ
О чем собака лает,
О чем ее тоска?
Как я, она не знает,
Куда течет река,
Откуда звезды светят
И почему – конец.
Никто ей не ответит.
Безмолвствует Творец.
6 октября 98
*
Дерево играет со звездой,
Листьями ловя её лучи.
На планете дальней голубой
Кто-то также смотрит и молчит…
Пятнышко галактики другой
Виснет над соседнею трубой,
Я касаюсь космоса рукой…
19.8.99
ОТРЫВОК
В эту осень я вновь полюбил свой город,
Ибо я покидал его пределы.
Здравствуй, город! Такой же, как ты, безродный,
Я бегу по синим твоим асфальтам,
Как и ты изумляясь пожарам дивным,
Заливающим терпким и тонким листьем
Прямоплечье твое, прямизну осанки.
Как и ты, на границе степей и леса,
В перекрестьи путей, на ветров развилке,
Я однажды явился, зачем, не зная,
Чтобы в сумраке вспыхнул упрямый факел…
Я, носитель бесценных неписанных текстов,
Переполненной чашей иду по жизни,
Гул вибраций, букет золотых энергий –
Все, что дух превращает в свечу прямую,
Что сулит среди ночи высокий пламень –
Я боюсь расплескать, не дойдя до цели…
26.9.99
От мертвой жизни некуда бежать.
Но ты не дрейфь, художник, а заройся
В себя, и ты создашь свои скрижа
Фалличней Миллера и вакуумней Джойса.
21 ноября 99
*
Слов сумеречных разнобой,
Воинствующий выпляс немоты –
Так настигает времени насмешка
Над талыми усилиями духа,
Над водами осмысленного… Вновь
Так настигает лезвие косы
Музейную невинность поколений.
11.1.97 (?)
##Искусство вечно – жизнь кратка –
Слов колокольные раскаты.
След Бога ищет взор распятый,
Наматываясь на века
Незримой тканью… Колесо
Времен неслышно повернется,
Дух человеческий взовьется
И смыслом озарит лицо!
Сосуд души ты отворишь,
Омыв перо в ее кармине,
И, чуток, легок на помине,
На зов далекий поспешишь.
И ты увидишь вечный текст –
Не лавой отпылавших пиршеств,
А ждущим голосом всех тех,
Кому ты эхо и успех, –
И примечания напишешь.
23 июня 2000
ИЗ ГОРОДА В СТЕПЬ
А.К.
I
Это всё прошлого тени на быстрой воде,
Как верно сказал ты о перелестнутой странице.
Тьма опять надвигает. Но в новой Орде
Не отличить кизяка от пиццы,
Кольца в губе и пупке – от креста,
Христа – от куста,
Чума – от ЦУМа, от саранчи – туриста,
Степь к океану стелется, так же, как он, пуста,
Ветер венчает их нищим разбойным свистом!..
II
С юга, из Тартара, крепнет косматый рёв,
Злоба хтонических чудищ опять возрастает,
И перед Троей уже не выкопать ров,
Гнев тектонических плит нас убийцами быть заставит
Или мишенями, это уже все равно,
Ибо как с собственной тенью с врагом ты связан.
Здесь не бывает победы, лишь вечное крутят кино
Пессимизм диалектики, путь дракона, спор дуба с вязом.
А вековых стихий неустранимый гнёт
Дикое поле колышет, как и во время оно.
Вновь половецкая гарь русских юношей ждет,
Чтобы они прикрыли братьев своих тевтонов.
В спину балтийский меч, в грудь из степи стрела –
Вот оно, наше пред Богом, бодрое самостоянье!
На перекрестке миров вахту судьба дала –
Стой, россиянин, здесь и не стыдись призванья!
Веруй, что Промысл есть – в степь слабака не шлют,
Снова рубить острог, делать засеки надо.
Хаос азийский вновь не укротить кремлю,
Если в душе твоей не воспоет отрада!
III
Над евразийской равниной – изжелта-черные тучи,
Те же, что при Батые или при Невском…
Жизнь с тех пор стала заметно легче и лучше,
То есть комфортней, с известным удобством и блеском,
Словом, теперь она в основном городская.
Город – это такая мастерская
По перегонке времени жизни в миг блаженства,
Что человек, в ней трудясь, младенчески забывает
О мировом несовершенстве,
Что кипит-клубится сразу за городской чертой
Или – если в душе – сразу за ощущением города.
Впрочем, оно само не промах
IV (?)
Степь, как при Игоре, жадно глотает воев,
И Ярославна колотится где-то, воет,
Но ее никому не слыхать, эфир перегружен,
Звуки друг друга по-вавилонски глушат,
Коммуникации выросли в эту тысячу лет,
Потусторонний мир переселяется в интернет.
Дуализм побежден – закройте, философы, книжки!
Бог, как и мы, из глины, и мы – его фишки.
А что же тогда – любовь? Любовь – это мокрая глина,
Из коей лепится любая скотина.
А когда засыхает, тогда – проблемы,
И мы начинаем вопить: «Кто мы? Где мы?»
Не надо заглядывать в геополитик талмуды,
Следить за дебатами или теракты считать, –
Достаточно выйти в час пик в городские запруды,
Чтоб пацифистов подальше послать.
Чтобы учуять смрад грядущей всеобщей драки,
Энной Войны Мировой, глобальной гражданской резни
Достаточно лишь зайти в любой супермаркет,
Глоток захлебнуть многоногой людской возни.
Дрожали густо звезды, словно слезы,
С ресниц небес готовые сорваться…
Ковыльный бог, монгольская планида,
В пол-Азии горящая луна…
Белели камни, ежилась арча,
Хребты, как динозавры, тихо спали,
Хвостами указуя на равнину,
А головы уставив на Памир…
Сияла сверху карта, под ногами
Скрипел песок, и лягушачья трель
Неслась с низин, из арыков в поселке…
На горном камне я благоговейно
Сидел и молча с Богом говорил,
А где-то рядом спали патриархи…
Привиделось? Приснилось? Вспомянулось?
Мой мотыльковый танец, глубь времен
И вечные, как суглинок, надежды
Перемешались с пением цикад…
2001 – 9 декабря 3
ГОРОД В МАРТЕ
Прилетают снежинки в прокуренный город распяться.
Свежесть космоса падает вниз, на кресты тротуаров,
На распятья дорог, – прикоснуться лишь к ним и расстаться –
На голгофы из крыш и над Обью прокинутых арок.
Город в марте притих, весь по горло снегами укутан,
Опушенные ветви деревьев справляют наряды,
Звуки глохнут в сугробах, и шелест машинный уютен,
Говорок у плотины – судачат о чем-то наяды.
Это ж надо, в Сибирь, по артериям льдистым приплыли!
То-то радость у наших русалок – родня посетила!
Лишь надменные мы, человеки, своих позабыли,
И скрутила нас всех вавилонская гордая сила.
Город горд, но не сыт, город силится в бешеном темпе
Время жизни догнать, и перо ухватить у Жар-птицы,
И заполнить собой – как вода водоем – эти степи,
Гулом, ритмом тяжелым и жаждой скорее забыться.
Город сходит с ума, одинокий и жадный подросток,
Порожденный нуждою равнин и отца потерявший,
Огорченный до злобы, что жить оказалось непросто,
Что закатною хмарью любой из восходов окрашен…
Но и все ж этот край, этот угол холодный Пангеи,
Прозревая как дар, как возможную мысль и память,
Город хочет любить и, любовью своею взрослея,
Начинает ходить не чужими, своими ногами…
Город в марте притих, как речная ледовая лента,
Только ухо вострит в евразийские мерзлые дали
Этот сторож степей в перекрестьи путей континента,
Пыль смешавших с монгольских подков и Гермеса сандалий.
РИМСКИЕ НАБРОСКИ
I
Иисус из Назарета в Риме не был.
Его столицей сразу стало небо.
Но умирать пришел в Иерусалим.
Невестилась провинции столица
И вынуждала катов торопиться,
Чтоб не заволновался гордый Рим.
Стучали топоры, толпа потела
И предвкушала праздничное дело,
Как предки их у жертвенных костров…
Краснели гвозди и глумилось хамство.
Внимало разреженное пространство
Прикосновенью к миру новых слов…
А в славном Риме время загустело,
Над духом восторжествовало тело,
От плотской жизни некуда бежать.
И, ублажая царственные силы,
Свободный разум отворяет жилы,
И время начинает умирать.
II
…Ювенал, Лукиан
Все умерло. Умолкли голоса.
Лишь два сатирика прощаются с богами.
Античности облупленный фасад
Еще солдатскими крепится сапогами.
Еще на пляже моется Пилат,
О воспитанье думают матроны,
Горит германским пламенем закат,
Потомок Цезаря еще разводит сад,
Еще смакует стиль “Сатирикона”…
2 марта 99
О метемпсихозе слова –
Истина праха точная.
Сквозь меня прорастет трава,
И душа перейдет в почву.
Голосом глин и песка
Она запоет всуе.
Так гори же, моя тоска,
Пока еще здесь живу я!
15 марта 2000
НЕЧТО ЗИМНЕЕ
Безлунная, черная ночи плева,
Когда промерзает река до каменья,
Когда от мороза трещат дерева,
Как будто бы в печке полярной поленья.
Когда ледяная слюда шелестит,
Пылают сугробы, скрипит под ногою,
И звездное небо угасшее спит,
Пугая миры чернотою нагою –
Тогда торжество выползает из нор
Немого, слепого и бьющего насмерть,
И нечто вершит над тобой приговор,
Как будто ты штрих, нацарапанный наспех,
Как будто ты зряшная малость во мгле,
Нечаянный вывих безглазого вихря,
Как будто тебя во вселенской золе
Песчинкой втоптал мимоходом антихрист…
И ты вспоминаешь Иова и зов
Всех тех безымянных, насытивших почву,
Воздетые руки почивших отцов,
Веками кровавый зияющий прочерк
На нашей странице из книги судеб;
Их головы – нищих миров мостовая!
И наша незрячесть их держит в узде,
Всеобщей незрячести потакая…
Так зимняя сила взывает ко мне,
И морок теснится к душе человечьей,
И дух, отразясь от холодных камней,
Страдая, сгущается чистою речью.
Безмолвие этих жестоких полей,
Наскучив собою и призрачной властью,
Однажды отступит от воли своей
И сдастся навек человечьему счастью.
8.2.1
ИЗ ФАРИСЕЕВ (pharisee [‘f;risi: -– В МЫТАРИ (publican)
I
Багровый диск садится за гору,
Бросая кровью на пески.
Опять куется где-то заговор
И к чьей-то казни мы близки.
Опять закат голгофу вытворил –
Я ребра копьям отдаю…
Иду из фарисеев в мытари,
Гордыню пережив свою…
Всё. Хватит. Сыт по горло доблестью
И самосовершенством душ.
Не красен путь в иные области,
В которые теперь иду.
Я вырос. Не нуждаюсь в присмотре,
И мне не надобно бежать…
И Рим, и Иудея при смерти.
Мне больше их уже не жаль.
II
Зажглись снега багровым пламенем,
И небо в тысячу голгоф
Пылает над Сибирью знаменем,
Зовущим к долгу всех долгов…
Отсюда?!
Здесь планета хладная,
Здесь римский воин начеку,
Здесь блазнит мысль безотрадная –
Лишь хлебу врачевать тоску…
Но век со мною что-то вытворил,
Лунатик пойман на краю.
Иду из фарисеев в мытари
И гордость потерял свою…
И где же ты,
Где мое воинство?
Где повесть о моем полку?..
Какое может быть достоинство,
Когда в долгу я как в шелку?..
Иду из фарисеев в мытари,
И мысль, как боль в виске,
Проста:
«Ступай к гробам, что ждут нас исстари, –
Ты только так придешь в Христа!»
10.2. – 2.3.1
ГОРОД В МАРТЕ
Прилетают снежинки в прокуренный город распяться.
Свежесть космоса падает вниз, на кресты тротуаров,
На распятья дорог, – прикоснуться лишь к ним и расстаться –
На голгофы из крыш и над Обью прокинутых арок.
Город в марте притих, весь по горло снегами укутан,
Опушенные ветви деревьев справляют наряды,
Звуки глохнут в сугробах, и шелест машинный уютен,
Говорок у плотины – судачат о чем-то наяды.
Это ж надо, в Сибирь, по артериям льдистым приплыли!
То-то радость у наших русалок – родня посетила!
Лишь надменные мы, человеки, своих позабыли,
И скрутила нас всех вавилонская гордая сила.
Город горд, но не сыт, город силится в бешеном темпе
Время жизни догнать, и перо ухватить у Жар-птицы,
И заполнить собой – как вода водоем – эти степи,
Гулом, ритмом тяжелым и жаждой скорее забыться.
Город сходит с ума, одинокий и жадный подросток,
Порожденный нуждою равнин и отца потерявший,
Огорченный до злобы, что жить оказалось непросто,
Что закатною хмарью любой из восходов окрашен…
Но и все ж этот край, этот угол холодный Пангеи,
Прозревая как дар, как возможную мысль и память,
Город хочет любить и, любовью своею взрослея,
Начинает ходить не чужими, своими ногами…
Город в марте притих, как речная ледовая лента,
Только ухо вострит в евразийские мерзлые дали
Этот сторож степей в перекрестьи путей континента,
Пыль смешавших с монгольских подков и Гермеса сандалий.
2.3.1 –11.11.2
2. ЗА ВСЕ ОТВЕТЯТ
За то, что есть болезнь и смерть,
За то, что мы цари без царства,
Теперь ответят Маркс и Энгельс,
А также Бог и государство.
За то, что мир несовершен
И нас гнетет капризный случай,
Ответят все учителя,
Которые чему-то учат.
16.5.1
ИЗ ГОРОДА В СТЕПЬ
Андрею Канавщикову
I
Это всё прошлого тени на быстрой воде,
Как верно сказал ты о перелестнутой странице.
Тьма опять надвигает. Но в новой Орде
Не отличить кизяка от пиццы,
Кольца в губе и пупке – от креста,
Христа – от куста,
Чума – от ГУМа, от саранчи – туриста,
Степь к океану стелется, так же, как он, пуста,
Ветер венчает их нищим разбойным свистом!..
II
Над евразийской равниной – изжелта-черные тучи,
Те же, что при Батые или при Невском…
Жизнь с тех пор стала заметно легче и лучше,
То есть комфортней, с известным удобством и блеском,
Словом, теперь она в основном городская.
Город – это такая мастерская
По перегонке времени жизни в миг блаженства,
Что человек, в ней трудясь, младенчески забывает
О мировом несовершенстве,
Что кипит-клубится сразу за городской чертой
Или – если в душе – сразу за ощущением города,
Там, где твои глаза засоряют молчание и покой,
Где пустота и ненужность – в изнанке любого рода…
III
Степь, как при Игоре, жадно глотает воев,
И Ярославна колотится где-то, воет,
Но ее никому не слыхать, эфир перегружен,
Звуки друг друга по-вавилонски глушат,
Коммуникации выросли в эту тысячу лет,
Потусторонний мир переселяется в интернет.
Дуализм побежден – закройте, философы, книжки!
Бог, как и мы, из глины, и мы – его фишки.
А что же тогда – любовь? Любовь – это мокрая глина,
Из коей лепится любая скотина.
А когда засыхает, тогда – проблемы,
И мы начинаем вопить: «Кто мы? Где мы?»
Не надо заглядывать в геополитик талмуды,
Следить за дебатами или теракты считать, –
Достаточно выйти в час пик в городские запруды,
Чтоб пацифистов подальше послать.
Чтобы учуять смрад грядущей всеобщей драки,
Энной Войны Мировой, глобальной гражданской резни
Достаточно лишь зайти в любой супермаркет,
Глоток захлебнуть многоногой людской возни.
IV
С юга, из Тартара, крепнет косматый рёв,
Злоба хтонических чудищ опять возрастает,
И перед Троей уже не выкопать ров,
Гнев тектонических плит нас убийцами быть заставит
Или мишенями, это уже все равно,
Ибо как с собственной тенью с врагом ты связан.
Здесь не бывает победы, лишь вечное крутят кино
Пессимизм диалектики, путь дракона, спор дуба с вязом.
А вековых стихий неустранимый гнёт
Дикое поле колышет, как и во время оно.
Вновь половецкая гарь русских юношей ждет,
Чтобы они прикрыли братьев своих тевтонов.
В спину балтийский меч, в грудь из степи стрела –
Вот оно, наше пред Богом бодрое самостоянье!
На перекрестке миров вахту судьба дала –
Стой, россиянин, здесь и не стыдись призванья!
Веруй, что Промысл есть – в степь слабака не шлют,
Снова рубить острог, делать засеки надо.
Хаос азийский вновь не укротить кремлю,
Если в душе твоей не воспоет отрада!
4 декабря 3
*
Потусторонний трепет крыл
И взор любви, бездонно-зоркий…
Ты прикоснулся и открыл
Души невидимые створки.
И задышалось так легко
И так заплакалось блаженно,
Как будто райскою рекой
Поплыл мой парус по Вселенной,
Все замечая и любя,
Вбирая все без укоризны.
Бессмысленно жалеть себя,
Когда в тебе все звуки жизни
И ты готов собой обвить,
Как Бог, существованья бремя.
И задохнуться от любви –
Быть может, пересилить время.
14 февраля 4
*
Мне не надо изысканных слов
И тошнит от великих материй,
Я хотел бы коснуться основ
Этих уличных сирых мистерий.
Подорожник, лопух, и пырей,
И полынь, и крапива, и клевер,
И медлительный скарабей,
И мушинок танцующий веер –
Все как будто к пощаде моей
Обратилось и смотрит, доверясь,
Словно я среди малых детей
Заклинатель какого-то зверя.
И смиренных племен этих вождь
В этот миг, что летит над веками,
Я хотел бы заплакать как дождь
И как пыль согревать эти камни.
14–15 февраля 4
*
Мне к лицу бряцать на блаженной лире.
Мы давно живем в сумасшедшем мире,
Где медведь, и кит, и тибетский лама
Не реальный люд, а все та ж реклама.
Потому люблю, как царевна терем,
Кружева снегов, где живу затерян.
И в своем углу я давно затуркан,
Так что белый свет мне разбойный урка.
Загоняет всласть, потроха считает,
Скоро выбьет все, что меня слагает.
И того, кто был хоть частичной былью,
Уравняет он с голубою пылью.
Но в мою тайгу раскопать суглинок
Не заглянет принц, озаренный сплином,
Не зайдет турист, не придет историк,
Никого не ждет современный Йорик.
От судьбы, видать, никуда не скрыться –
Замыкая круг, быть и здесь Нарциссом,
И поймав момент, уходя, кочерясь,
В руки взяв башку, молвить: «Здравствуй, череп!»
12 февраля – 18 марта 4
*
panta rei
Все течет, и огненные воды,
И разноголосые ветра,
И могучей плазмы оды,
И земная нежная кора,
И незримый космос электронов,
И любви горящая ладья,
И душа, пылающим эоном
Раздувая пламя бытия…
23 июня 4
ВЗГЛЯД ИЗ ПОЕЗДА
Не на балтийских берегах,
Не на Бискайе, не на Бренте, –
Живу у черта на рогах,
На азиатском континенте.
Здесь галактический Китай
Угрюмо дышит нам в затылок,
И три мифических кита
Еще лежат в основе ссылок.
Здесь замирает давний спор
Евангелия и Корана
И открывается простор
От Шамбалы до Чингисхана.
Здесь голос истины разлит
Все в той же неохватной мере…
И степь монгольская пылит
Под самой русской из Америк.
2 – 14 сентября 4
*
Юрию Беликову
Тихо сетует (lament ) Сетунь,
Омывая погост.
Золотеющий серпень –
Над потерями мост –
Приютил на мгновенье,
Приманил, приласкал,
И в закатное пенье
Претворилась тоска…
Костерок догорает –
Серебро и рубин –
Огоньками из рая
В мир берез и рябин…
Погостили – и будто
На секунду светла,
Остывая, минута
Не сгорает до тла.
И во мне как свеченье
Из глубин бытия –
Ивы в дымке вечерней,
Сонный шёпот ручья.
И на цыпочках мостик,
Шаткий путь в никуда…
Мы, конечно же, гости
Перед выходом – в даль…
5-6 декабря 4
*
Пока пасует мыслящая плоть,
В материи желая раствориться
И там, внутри, устроиться тепло –
Дух будет рыбой выброшенной биться.
Песок и глина, камни, скалы, лёд
Суть формы некой жизни, без сомнений,
Что ж остается средь усохлых вод? –
Свистеть, как Свифт, иль материться Веней.
26 апреля 5
К.-Г. ЮНГУ
Он и ангел в день суда…
М. Башаков
И бес в ребро, и ангел в день суда
меняются местами без стыда,
всё потому, что не разорван круг,
где ртуть – как белка – колеса игру
ведет по приговору перводней
на каторге бессмыслицы вещей,
и где сам круг – та четверица лжи,
что мы зовем случайным словом жизнь.
16 мая 5
ГИМНАСТИКА ПО ИВАНУ ЖДАНОВУ
Здесь или никогда будет сиять твой свет.
Падает сонный дым, лунный несется снег.
Корни и кроны пьют медную крепь земли,
Хладную песнь руд, желтые плачи глин.
7 октября 87
*
Жизнь падает в объятия рассудка,
Поэзия опошлилась в лубок.
И если раньше согревала шутка,
То и от шуток нынче как-то жутко –
И в шутках жесть и жесткий холодок,
И ужас металлический глубок.
14 февраля 95