и я говорю ему: стой, послушай, ведь ты не прав.
а он брыкается. рвётся на части, но
внутри. а внешне всё тот же иван-дурак,
конёк-горбунок.
и я говорю ему: эй, кентавр, ну хватит ржать,
твои кентаврята сдуру уйдут на фронт.
а он каламбурит: да ну, всё равно нас рать,
а жизнь – дерьмо.
и я смотрю на него: горбатый седой старик
сидит на лошадке – на чердаке, в пыли.
а рядом лежат солдатики и корабли.
и все
ушли.