Поперхнувшись червоточинами яблочного вечера,
Прелюбодействуя внутри них,
Перевёртышем с носком на черепе, отмеченный
Опохмеляющейся печенью
За ужинами утренних
Феерий, я, неизлечимый меланхолик, встрече
С застеклённым коньяком безумно пьян –
В дискомфортном креслице, и окольцован танцами
Приплясывающих в камине нэцкэ пламени,
Перебирая рёберные струны арфы, пальцами
Пытался выдавить из каменного
Сердца жидкий лязг.
Я, в плаценте раскрасневшихся паров алкоголизма
Ел филе бедра в томатном соусе сукровицы,
И в собственной берцовой дудке мазохизма
Делал дырки, изгоняя музыкой бессонницу.
Бревенчатые торсы кипарисов перестраивал
Архитектурный гений пламени,
В особняке камина с трескотнёй картавили
Четыре язычка
Седеющих из рыжей ревности мадам, они
Замужние – наверняка –
Перемывают с треском косточки
И головешки за обедом недоеденных гостей,
Причёски поправляют – изумрудные отростки
Кипарисового дыма и обугленных костей.
В мужья бы им – по принцу,
По резцу
Да в позолоченной коронке, с лицами,
Объятыми эмалью,
С ослепительными спинами,
Хребтами твёрже стали.
…будто мгла играет на рубиновой истерике,
На острых гранях, на бреду,
А на~бреду
Ли я? На титанические ноги, что, потея,
Разведённые с размахом королевским
Примут плоть мою в совокуплении гротескном
С вагинальным крематорием камина Галатеи?