А помните, ребята,
как правильно мы жили,
когда еще сократов
стократ лобастей были?
Как мы блаженно правил
большой игры не знали,
но Режиссер нам ставил
рассвет, и мы играли...
И он нам ставил зиму,
и мы взметались снегом
и, набирая силу,
переполняли небо.
А если мы куда-то,
случалось, не бежали,
вы вспомните, ребята,
по царски как лежали
мы в глубине сугробов,
вповалку у экрана,
у самых небоскребов
уральского тумана,
в цыплячьих верб пространстве
на ноздреватых льдинах,
сплавляясь в интианства
весенние крестины...
Мы все свои богатства
сквозь прорезь арки старой
снесли попарно, братцы,
дощатым тротуаром -
мечи трехсот спартанцев,
колючесть лимонада,
прививку счастья в танце
на расстояньи шага,
хрустящий пыл пекарни
и талый запах снега -
к двум трубам над Полярной
дымящего Ковчега.
Оставив три лишь слова
теплом дыханья в лица...
Все повторится снова.
Все снова повторится.
Еще сползут девчонкам
в удушливых столицах
ночей белесых челки
на мокрые ресницы.
Еще посмотрит осень
покинутой скворешней,
еще умчатся в просинь
на юге, к постаревшим
мальчишкам, одиноко
достигшим ложной цели,
чтоб им укутать ноги,
интинские метели.