Нечто чёрное через соску туннеля
всасывало горизонт,
собиралось с мыслями,
словно от этого что-то зависело,
задавалось вопросом, становясь во фронт:
"Точно чипсами, закусывать чипами
тамбуров с видами
человеческих сот
в сигаретных дымах, лиц со следами постелей,
стёкол и в них отразившихся елей
«to wont» или «not to wont»?"
А вдали от туннеля
вверх по прямой
от рисок рельсов и глухой темнотищи -
здесь пугающе близко мерещился хищник
со своей одалиской ночной -
дуновенья втирали пунцовую мазь
из миски озера в обелиски
холмов, и красна трава налилась
и, краснея загаром, корова паслась,
нрав являя свой лаодикийский.
Небо было уже не везде. В высоте,
превращая ристалище в лечо,
бесконечное билось с конечным,
чтобы кровью истечь на кресте
и поутру привычно воскреснуть,
что для плоти поместной
суть лестно.
К слову, если о нас во плоти и о плоти -
в ней блаженны лишь нищие духом,
а не те, что в себе убивали раба
да ваяли, навзрыд натянув провода
обострённого болями слуха -
продолжается жизнь,
кучер давит на газ,
и неважно ему
с нами или без нас.