Смерть бродяги

Ян Ройтбурд
В старом, холодном, заброшенном доме
Нищий бродяга уснул на соломе.
Рваный бушлат заменял одеяло,
А за окошком гроза бушевала.

Белые молнии в тучах метались,
Ветром деревья к земле пригибались,
С грохотом в небе неслись колесницы,
Путнику снились из жизни страницы.

Трудное детство, военные годы,
Вот он с друзьями на лоне природы,
В лес спозаранку идут за грибами
Мимо поляны, заросшей кустами,

Мимо оврага, где можно напиться –
Чистый источник по склону струится.
Кто-то оградку поставил с любовью,
Только округа забрызгана кровью.

Кровь на земле, на траве, на деревьях,
Трупы людей из соседней деревни.
Свалены в кучу, лежат неприкрыты,
Руки веревками сзади обвиты.


Прочь бы бежать от ужасной находки –
На ноги будто надели колодки;
Страхом смертельным дыханье сковало;
Свет помутился – виденье пропало.

Сердце стучит барабанною дробью,
Снова кошмары ползут к изголовью.
Вновь появилась картина другая:
С внуками вместе он в прятки играет.

Смех и веселье несутся из дома;
С улицы голос раздался знакомый:
Старый приятель позвал прогуляться.
Вышел во двор, продолжая смеяться.

Мирно пошли вдоль тенистой аллеи,
В зелени хаты нарядно белели.
С ревом звено самолетов промчалось,
Вздрогнув от взрывов, земля закачалась.

Воздух со свистом сверлили осколки,
Смерть и огонь бушевали в поселке.
Старый приятель, свалившийся рядом,
Смотрит в пространство безжизненным
взглядом.

Взорванный дом и убитые дети…
Есть ли предел для страданий на свете?
Есть ли конец человечьему горю?
Вот его носит по бурному морю.

Тонет корабль, налетевший на скалы,
Шлюпок на всех, как всегда, не хватало.
Люди руками хватают обломки,
Крики и стоны несутся в потемках.

Помощи просят в надеждах напрасных,
Стая акул окружила несчастных.
В хищном оскале зубастые пасти,
Треплют тела, разрывая на части.

Мольбы людей постепенно смолкают,
Волны кровавою пеной сверкают.
Страшная пасть перед ним появилась,
Сердце, не выдержав, остановилось.

Умер бродяга в углу на соломе,
В старом, холодном, заброшенном доме.
Рваный бушлат заменил покрывало,
А за окошком гроза не смолкала.

1997