Кто ты? Я не хочу знать. Я лучше пойду опять
бродить по чьим-то следам, оставленным так недавно
На моих несуществующих дорогах (а я, кстати, думала, что они недотроги).
Это параллельные миры. Забавно. Тебе видней, мой славный…
А мы перемешались нашими жизнями
и, кажется, навечно. Удержи меня,
а то я выйду из окна на моем n-ом этаже.
В Питере весна посылает позывные зиме
маленькими зелеными драже.
А ты топчешься по моей душе
и говоришь со мной, но связь барахлит.
Я все же выйду в окно (е2-е4 - убит),
говорят, так четче слышно – ошибочный гамбит.
А я заколкой, почерневшей уже от старости,
пытаюсь омолодить слегка свою усталость.
Смотрю в зеркало и постепенно забываюсь.
Тому, что с тобой сейчас говорю, улыбаюсь…
Шатаюсь по своим улицам с парочками целующимися,
с полугламурными курицами, с героинями из фильмов Кустурицы…
И всегда с тобой говорю – по телефону или по сердцу,
по линиям с частотой в килогерцах,
по пересоленному льду с песком наверху, похожим на перец…
Нас судьба-шалунья связывает запутанными своими нитями,
а я их перерезаю, как обычно, своими ногтями, как ножами. В Питере
заведено так: разбивать судьбу – просто случайно.
Это некая питерская тайна, спрятанная в дворах-колодцах.
Петербург Достоевского – по-моему, Гений Лоция –
в нем путаешься, теряешься, находишься, разбиваешься о редкое солнце…
Глаза болят – оно слишком слепит, потому что его много, так как оно редко,
но мы привыкли к этому. И к мигреням привыкли. Уже даже без таблеток.
Так не хочется говорить с надоедливой соседкой, которая выскочит сейчас из беседки…
Обойду. Я иду и мечтаю о весне. Странно: зимой всегда мечтаю о весне, а весной жажду лета…
Вспомнилось из Бумбокса: “в гости к тебе идти по парапету и не верить бреду, что тебя нету…”
Художник какой-то предложил сегодня меня нарисовать.
Хочешь, соглашусь? Только ради тебя, потому что мне наплевать.
Подарю тебе свой портрет, хотя тебе, похоже, тоже наплевать, мой свет.
Поможешь? Знаю: ты не сможешь мне помочь, потому что опять одинокая ночь,
а мой разум-сволочь мне толкует доступно, что тебя нет.
Тебя нет в моей жизни, но ты живешь в моих мыслях. Это преступность.
Наконец-то рассвет.
Эта твоя недоступность манит меня толщиной своего молчания,
а я, как всегда, не замечая изученный путь домой, по тебе скучаю,
отравляя отчаянием мой и без того отчаявшийся город.
Себе обещаю: завтра все по-новому. В голове толпятся доводы и поводы
тебя забыть и не любить. Дальше жить, но уже в реальности,
изучая серую геометрию идеальности человеческой банальности.
Эти нелепые случайности считать какими-то знаками свыше
и искать во всех прохожих твое отражение и понимать,
что уже не дышишь, а только слышишь скрип трамваев и электричек метро.
По пути не думать, а просто читать надписи на бюро, магазинах, бистро…
Изучать марки машин и просто марки, глотать токсины, дышать ими
и понимать надуманно, что нельзя становиться “иными”.
С другими рассуждать о погоде, завтрашней моде, о породе чьей-то собаки,
О вреде наркотиков, курения, об изучении и значении дорожных знаков…
Но я тебя попрошу: когда я стану такой, пожалуйста, убей меня, не медля,
Потому что это застой – полная стагнация, изоляция… Сразу в петлю!
Я придумала тебя. Да. Придумала. Но ты кажешься просто реально-недоступным.
Я и не думала, что ты так обустроишься в моем существовании. Это один из моих поступков,
Таких же бездумных и безбашенных, как черчение ангелов на целинном снегу.
А ты поселись все же в моих страницах, черным закрашенных, если стереть тебя смогу.