Здесь любой отсчет заканчивается нулем. Наш мирок отделан и побелен: если враг — обчистим и оплюем, если друг — плеснем; солнце льет сироп, сахарок и лен, аккуратно страгивается лед, город кружева свои достает, бьет в полуденный свой набат, приветствует свой народ. Город утренне прост и чист, христиански свят и едва до макушки тебе достает.
Ты лежишь на глубинном дне его под мостом, руки — змеями, лоб — морщинами, сам — крестом; рыбы ходят под животом, образуют клин, ты и сам как большой налим — всеобъемлющ, спокоен и невредим, приглушаешь зычный свой баритон, город вторит в тон, как оказывается вдали. Ты выбрасываешься на берег, осваиваешься на мели: не пускаешь родственников за порог, попиваешь ром, не жалеешь о том, что не уберег, светишь в улицы тысячами огней; велика земля, и тебе хорошо на ней. А заест тоска — так просто вдавишь газ посильней.