Ритм регулярных стихов, каким бы изощренным он ни был, – родственник танцевальных ритмов. Частушки – замечательный синтез поэзии, вокала и танца. Если добавить еще лазерную подсветку, то получится образец синтетического искусства. Можно станцевать и александрийский стих, и гомеровскую Илиаду, и стихи Северянина, и стихи Цветаевой, и стихи Бродского.
Отказываясь от регулярного ритма неподатливая поэзия порывает с танцем. А значит, и со всеми танцевальными па и ужимками. В этих движениях, конечно, есть своя прелесть. Но это та самая прелесть, которую нам демонстрируют на конкурсе Евровидения.
Вместо танцевального ритма неподатливая поэзия использует ритм риторический. А бывает, что отказывается и от него.
Риторический ритм имеет свою прелесть и свою убедительность. При этом он требует более развитого слуха, чем ритм податливых стихов. И более крепкой памяти. Потому что риторика допускает длинные периоды, похожие на периоды классической музыки. А период в симфонии Малера или Брамса посложнее частушечного. Охватить целиком такие конструкции может лишь тот, кто еще способен к внимательному и продолжительному слушанию.
Примером такого риторического периода может служить стих Пифагора Майкопа, который разбирался выше со стороны содержания.
флейта пела в опытной колокольне
которую я поднял бы
фрагменты не познают время
всей своей тенью
они засыпают
перестают двигаться
приобретают спокойствие столба
Чтобы сделать ритмическую структуру текста наглядной, запишем его по-другому:
флейта пела
в опытной колокольне
которую я поднял бы
фрагменты
не познают время
всей своей тенью
они засыпают
перестают двигаться
приобретают
спокойствие
столба
Если кто-то не чувствует здесь очарования ритма, тому поистине податливый медведь на ухо наступил.
Такой же замечательный риторический период представляет собой и стихотворение Гавриила Маркина:
мир становится пустым
и шершавым
как напильник
сияющими дуршлагами
висят дома в фиолетовом вечернем воздухе
пахнет гарью
мальчуган везет на веревочке
вещие сны
мир становится пустым
и шершавым
как напильник
сияющими дуршлагами
висят дома
в фиолетовом вечернем воздухе
пахнет гарью
мальчуган
везет на веревочке
вещие сны
Ритм образуется не только числом ударных и безударных гласных, но и тем, каковы эти ударные гласные. В стихе Пифагора можно отметить такую последовательность ударных:
е–е // о–о // о–о (строки 1-2)
е–а–е (строка 3)
е–е–е // и–а–а–и // а–о–а (оставшиеся строки)
Если кто-то не ощущает в этом чередовании гласных фонетической прелести, тому (риторический повтор) медведь Евровидения или какой другой медведь на ухо наступил.
Последовательность ударных гласных в стихотворении Гавриила Маркина:
и–о–ы // а // и // (строки 1-3)
а–а // а–а–е–е–о (строки 4-5)
а–а (строка 6)
а–о–о // е–ы (строки 7-8)
Эта последовательность (с включением своеобразно-русского «ы») более шершава, чем первая. Но можно заметить преобладание симметричности, парности (как и в стихотворении Майкопа). Последнее «ы» перекликается с «ы» в первой строчке. А сам звук «ы» очень подходит для концовки, которая как бы растворяется в синем тумане «вещих снов» (в противоположность определенности звука «а» в конце стихотворения Майкопа).
Анализ согласных выявил бы, без сомнения, ту же слаженность, которая видна на примере гласных.
Таким образом, оба текста «поэтичны» не только со стороны содержания, но и в своем звуковом составе.
Q.E.D.