Ночной мегаполис не спит и шумит растревоженным ульем,
Витрины и фары машин растворяют в себе темноту.
А в старом саду, на заброшенном доме застыли безмолвно горгульи,
С едва уловимой усмешкой глядя пред собой в пустоту.
Лишь изредка кто-нибудь чуть переступит когтистою лапой
Иль взглядом холодным небрежно скользнёт по ближайшим домам
И снова замрёт. И колышутся тени от масляной лампы,
Что старый привратник зажёг, как всегда зажигал по ночам.
Уж нету хозяев давно... И за службу не плачено денег,
А он всё приходит, как встарь совершая привычный обход,
К безмолвью и затхлому тлену навечно прикованный пленник.
Он умер столетья назад, только свой не заметил уход.
Исхожены им уже вдоль-поперёк залы и коридоры,
В которых блаженствуют пыль, паутина и стылая мгла.
И бродят по ним отголоски затихших давно разговоров
И гулкое эхо рождают в затянутых мраком углах.
Сквозь кроны деревьев с трудом пробиваются лунные блики,
На перьях горгулий сплетая жемчужно-ажурный узор.
И смотрят с надменным презреньем литые чугунные лики
На шумный и суетный мир, очертивший заброшенный двор.
04.05.2009 г.
Вариант в прозе http://www.proza.ru/2009/06/08/1075