На его немытой шее – банка «Пепси», амулет.
Бьётся юность в тощем теле, cам же выглядит как дед.
Волос сед, тесёмкой схвачен, вместо бубна – барабан.
Пыль столбом – в шинели скачет городской дурак Шаман.
Час рассветный – для камланья; у фонтана босиком –
Словно жертва на закланье; в дробном танце круговом,
Плачет, морщится, смеётся под затейливый мотив.
Вдруг к прохожему метнётся, бормоча речитатив:
«Мир – тайга, вы все не люди – волки, рыси и песцы.
Крови мало? Так добудьте – жрите слабых, подлецы.
Люди – звери, в сердце – тундра: мох, лишайник, мерзлота.
Сколько дерзких, тонких, мудрых провалилось в бездну рта?»
Кто-то в страхе отшатнется, тыча пальцем в телефон.
Кто-то громко рассмеётся, кто-то врежет сапогом.
Тёмно-синий с красным кантом, взяв Шамана за бока,
Мелочь стащит, после, франтом, пропоёт: «Весь мир – тайга».
На работу люди-тундры, шаг ускорив, проскользнут.
Равнодушной, снежной пудрой чумы-души заметут.
Как медведь в углу таёжном – cпит Шаман, обняв сосну.
Мaша-школьница, возможно, завтрак свой отдаст ему.